Любовный эксперимент

Данан Рози

Наоми попросила его провести презентацию, напомнил он себе, и прочистил горло.

– В общем, наша синагога поддерживает разные культурные и образовательные программы…

– Я не понимаю, – перебила его Наоми.

– Чего именно? – Его не смущали внезапные вопросы. Многие люди принимают оборонительную позицию, если чувствуют себя неуютно.

– Ты говорил, что работал учителем физики. Там, в конференц-центре.

Итан выпрямился, удивленный тем, что она помнила.

– Работал. В Гринбрайер, Санта-Моника.

Это была элитная средняя школа для отпрысков богатых и известных людей.

– И

сейчас ты – раввин? – Положение ее плеч выражало непокорность. – Разве не существует внутреннего противоречия между наукой и религией?

Итан вздохнул. Его желание стать раввином было следствием коктейля из горя и скорби. Как выяснилось, ему легче было направить суть своей системы убеждений на одну конкретную книгу. Пусть выбор этой книги и оказался неожиданным.

Он пожал плечами:

– Всему виной Эйнштейн.

– Серьезно? Это такая отмазка? – Голос Наоми позвучал как шорох огнива.

Он позволил углям истлеть и потухнуть.

– В 1931 году Эйнштейн написал: «Осознание того факта, что существует нечто непостижимое нам, ощущение того, что наши хрупкие умы способны представлять высокую мудрость и лучезарную красоту всего сущего лишь в самой примитивной форме, и есть чувство истинной религиозности».

Наоми покачала головой.

– И ты все это запомнил?

– Эти слова имели для меня смысл, когда все остальное – нет, – ответил Итан, думая о том, как стоял под дождем на похоронах своего отца. – Факт того, что во Вселенной так много всего, чего мне никогда не понять, не разгадать, – неважно, сколько я буду проводить исследований. Осознание того, что моя жизнь не является задачей, которую я смогу когда-нибудь решить, позволило мне направить свою энергию на нечто другое. Слова Эйнштейна были подобны глотку свободы.

Она перевела взгляд на мрачный внутренний дворик. «Наверняка перебирает в голове названия разросшихся сорняков», – подумал Итан.

– Значит, – начала Наоми, словно тщательно подбирала каждое слово, – Эйнштейн помог тебе понять, что не ученье – свет?

– Скорее, судьба, – поправил он мягко.

– Не вижу разницы. – От намека на поддразнивание в ее голосе по его позвоночнику пробежала приятная дрожь.

А вот это уже было неловко.

– Я всегда хотел ответов. – Он буквально сводил себя с ума из-за их отсутствия. – Мои исследования в области физики и изучение Торы начались в погоне за пониманием бесконечных тайн взаимосвязанной вселенной. Я продолжаю изучать и то и другое. Человечество гонится за знанием. Иудаизм же предлагает лестницу, чтобы стать лучшим человеком, и мне никогда не придется останавливаться на пути к большему. – Итан потер затылок. – Только сейчас, произнеся это вслух, я понял, как идеалистично это звучит.

Наоми тихонько фыркнула.

– Если уж идеализм – твой самый большой грех, то ты лучший мужчина из тех, кого я встречала.

Итан был благодарен наступившим сумеркам за то, что они накрыли тенью часть его лица, незамедлительно отреагировавшего на ее комплимент.

– Уверена, твои службы пользуются большой популярностью. – Положив руку на спинку лавочки, Наоми придвинулась к Итану на пару сантиметров. – Ты такой молодой, красивый и умный. – Она поморщилась, внезапно развеселившись. – Да еще и с такими губами.

Тяжело сглотнув,

Итан заерзал на месте и невольно бросил взгляд на дверь синагоги, хоть и знал, что они здесь одни.

Наоми усмехнулась.

– Хочу признать, что твоя история о том, как ученый познал Бога, – она работает. Но я так полагаю, только с заинтересованными в подобных вещах людьми. Мне совсем не обязательно находиться здесь и выполнять роль приманки.

– Я не ищу приманки. – Разочарование отразилось во всем, что он находил в ней очаровательным. – Слушай, если я смогу убедить тебя провести цикл семинаров с посылом, что иудаизм подходит и людям нового поколения, то, вероятно, привлеку более широкую аудиторию. Спасу религию моих предков от забвения. Вера и наука изменчивы, по крайней мере в моем представлении. Понятия изменяются и адаптируются, уступают и эволюционируют, в точности как люди, которые хотят выжить. Это предложение логично, с какой стороны ни глянь.

– Это, – начала Наоми медленно, – весьма необычное и сложное оправдание того факта, что ты пытаешься нанять бывшую порноактрису, чтобы привлечь молодежь в синагогу.

Итан запустил пальцы в волосы. Ему уже пора было стричься. Отросшие пряди щекотали шею, но в данный момент он был не готов отказываться от чего-либо, за что можно держаться.

– Ты не так хорошо меня понимаешь, как тебе кажется.

Наоми повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.

– И как ты это понял?

– Ты то и дело пытаешься подловить меня на лжи.

Она текучим движением пожала плечами.

– Я встречала много лжецов.

– Я хочу нанять тебя потому, что ты притягательна.

Правда открылась слишком рано и неожиданно. Достаточно резко, чтобы поразить их обоих в упор. Несколько долгих секунд они молчали.

– Я имею в виду, – начал уточнять Итан, – это очевидно, что ты обладаешь уникальными знаниями в своей области. Кроме того, – поспешил добавить он, – хочешь преподавать и заслуживаешь своего личного лекционного зала.

Ее губы изогнулись в усмешке:

– Эту речь ты тоже выучил?

– Нет. – Он коснулся пальцем своих губ. – Но я бы обязательно что-нибудь сочинил, если бы знал, что ты придешь.

Итан так и не смог выкинуть Наоми Грант из головы. В ней было что-то живительное. Непоколебимое – не то слово. Все в ее облике было отполировано до блеска. Она казалась… неприступной.

Наоми была именно тем человеком, в котором нуждалась синагога. Он не планировал предлагать потенциальным прихожанам лекции о любви и сексе до того момента, как узнал, что она преподает без живой аудитории. Но при взгляде назад идея организовать обучающий курс казалась ему превосходной. Семинары об интимной жизни в современном мире, которые смогут зажечь искру возрождения Бет Элохим.

– Есть вероятность, что это не сработает, – заметила она, словно прочитав его мысли. – Я о твоем обнадеживающем видении предмета. Люди боятся порно.

– Да. Ну, еще люди боятся религии.

Жизнь была намного проще, когда он был просто Итаном Коэном, рассеянным учителем физики.

– Хочешь сказать, что это делает нас представителями противоборствующих сторон?

Ее стоицизм вызвал у Итана улыбку.

– Я могу работать в условиях возможной неудачи, если ты, конечно, тоже.