Любовный пасьянс
Шрифт:
Городецкий продолжал ее внимательно рассматривать. Алена почувствовала, что краснеет от его взгляда, и с вызовом повторила:
— Да, неудовлетворительным.
— Вот как?
Он немного помолчал и, не дождавшись ответа на свою реплику, насмешливо спросил:
— Вы состоите в «Обществе добровольных экологов»? Или оно называется как-нибудь по-другому, что-нибудь вроде «Хранители и ревнители родной природы»?
Алена передернула плечами:
— Не смешно.
— А я и не шучу. В подобных… хм, скажем Так, объединениях встречаются крайние экстремисты, дискуссии с которыми утомительны
Да что он, издевается над ней, что ли? Голос у Алены чуть не сорвался от возмущения:
— И вы подумали, что я принадлежу к такому типу?
— Ну… — задумчиво протянул Городецкий. Его явно забавляла ее реакция.
Алена сердито выговорила:
— На этот раз проницательность вас подвела. Я не одержима идеей возврата назад к природе. Просто мне обидно, когда на нашу страну смотрят исключительно потребительски. Европейцы относятся к нам как… Как… Ну вроде тех хозяев, которые к себе гостей не приглашают, потому что берегут ковры и посуду, а в гостях могут положить ноги в грязных ботинках на столик красного дерева. Не их же!
— Интересное сравнение… — Вид у Городецкого был по-прежнему задумчивый, но Алене почему-то казалось, что он ее поддразнивает.
— Ну да! — горячо сказала она. — И притом верное. У себя во Франции они никогда не допустят на территории природного заповедника не то что строительства отеля — охотничьего домика!
Городецкий наконец не сдержал улыбки:
— Вы преувеличиваете. И потом учтите: наш заповедник — не то что французский. Я же вам объяснил, что он находится просто в ужасающем состоянии. Бурелом годами не убирался, подлесок не расчищался, муравьи почти исчезли. Ну и все остальное. На громадную территорию — всего один лесник. Жалко, что мы не познакомились немного раньше — я бы взял вас с собой и показал этот «заповедник». Одно название.
— А сейчас показать никак нельзя? — Алена была все еще в запале.
— Сейчас? — Городецкий вдруг замолчал, словно обдумывая внезапно пришедшую в голову мысль. — Сейчас… — медленно повторил он. — А знаете, это идея. Через две недели я улетаю во Францию. Поехали со мной. Это ненадолго, всего дней на шесть-семь. У вас есть загранпаспорт?
— Как — с вами? — опешила Алена.
— Так. Своими глазами увидите очистные сооружения, которые французы поставят у нас на Волге. И отель увидите — на Луаре уже выстроили комплекс по этому проекту. Нравится вам такая идея?
Алена смотрела на него во все глаза и ничего не понимала:
— Вы серьезно?
Он уже не улыбался:
— Как нельзя более.
— А… во сколько мне это обойдется?
Он пожал плечами:
— Раз я приглашаю — расходы за счет фирмы.
Он выжидательно смотрел на нее. У Алены голова шла кругом, ее охватило ощущение нереальности происходящего. Однако, зацепившись за случайно застрявшую в мозгах здравую мысль, она все-таки спросила:
— Зачем это вам?
Городецкий опять улыбнулся:
— Я хитрый.
— Не понимаю…
Он развел руками:
— Ну как же! Я рассчитываю, что вы не только выполните задание и напишете о нас в «Постфактум». Я обязываю вас написать о нашем проекте еще в два-три журнала. Так что считайте поездку командировкой по сбору
Вот это уже вполне понятное объяснение! Алена потихоньку приходила в себя, и в ее воображении стали разворачиваться самые радужные перспективы. И она улыбнулась так лукаво, что у Городецкого помимо воли захватило дух:
— То есть вы меня покупаете?
Он кивнул:
— На время.
Тут уже можно немножко и пококетничать:
— Вы же не знаете, как я пишу.
Городецкий кокетства не принял:
— Почему? Я вам уже сказал — моей жене очень нравятся ваши светские обзоры в «Обаятельной и привлекательной».
— Ну-у… — протянула Алена. — Одно дело — светские обзоры и совсем другое — серьезные статьи.
— Я в вас верю.
Он уже не улыбался — может быть, поэтому его слова прозвучали как-то странно двусмысленно.
— Спасибо, — только и нашлась Алена.
— Пожалуйста. Ну так как?
Алена вздохнула и, уже зная, что согласится, сказала:
— Если отпустят на работе.
Это была пустая отговорка — на работе ее всегда отпускали.
7
Володин костюм Катя забрала из химчистки еще вчера, поэтому сегодня осталось только погладить рубашки. Он никогда не брал с собой в поездки много вещей, но рубашки — его пунктик. Они должны быть свежевыстираны и тщательно выглажены и, само собой разумеется, каждый день разные.
Установив на кухне гладильную доску, Катя приладила на ней маленькую приставку для глажки воротничков и включила утюг. Отпариватель, как всегда, весело зашипел, так что пришлось нажать кнопку отмены пара — «успокоительную», как Катя называла ее про себя. В отличие от многих женщин, Кате никогда не было скучно заниматься хозяйством. У нее все получалось легко и играючи, может быть, потому, что она сохранила трогательную детскую привычку относиться к неодушевленным предметам как к живым. Катя, например, была уверена, что свитер устает, если ты носишь его два дня подряд. Он скучает по своему уютненькому местечку в шкафу и нарочно выглядит хуже, чем он есть на самом деле. А стоит свитеру отдохнуть хотя бы денек — и он снова бодр и весел и опять смотрится как новенький. У Кати было два утюга — один веселый, другой вредный. Вредным она пользовалась только тогда, когда надо было гладить постельное белье. Она любила электромясорубку за ее безотказный характер — что угодно перемелет — и терпеть не могла капризный тостер, норовящий отключиться в самый неподходящий момент.
Гладить веселым утюгом Кате ужасно нравилось, но сейчас даже его привычное шипение и запах свежевыглаженного белья не радовали. Настроение у Кати было так себе, скорее плохое, чем хорошее. Впрочем, как всегда, когда ей предстояло расстаться с мужем хотя бы на два дня. А нынешняя разлука должна продлиться не два дня, а почти две недели. Володя сегодня вечером уезжал во Францию.
Догладив последнюю рубашку — белую в тонкую синюю полоску, одну из Володиных любимых, — Катя аккуратно сложила ее и озабоченно взглянула на часы. Уже почти пять, а его все нет! В семь за ним придет машина, если Володя еще задержится, он и поесть не успеет.