Любовный пасьянс
Шрифт:
— Мне ужасно повезло. Володя замечательный. И, знаешь, мы с ним женаты уже четыре года, а все — как в первый день. Иногда мне даже страшно становится — нельзя быть такой невозможно счастливой. Я до сих пор, когда он на меня смотрит, чувствую, как сердце замирает, и вот здесь, — Катя дотронулась до груди, — словно холодок бежит. У тебя ведь с Андреем так же?
И опять Вика почувствовала себя крайне неуютно. Эта девочка слишком доверчива, слишком открыта. Разве можно такое рассказывать малознакомому человеку, тем более — женщине? Люди завистливы и недоброжелательны. Впрочем,
Не успела Вика переступить порог, как затрезвонил стоящий в коридоре на столике телефон. Еще не сняв трубку, Вика уже знала, кто звонит.
— Ну как, Виктория Петровна, — поинтересовался вкрадчивый мужской баритон, — все прошло успешно?
— Не знаю, что вы подразумеваете под «успешно», Всеволод Кириллович, — устало сказала Вика.
— Ну-ну, дорогая, все вы прекрасно знаете, — в голосе Аникеева прозвучала мягкая укоризна. — Вам удалось расположить Катюшу к себе?
— Всеволод Кириллович, — Вика поморщилась. — Такие дела быстро не делаются. Задушевными подругами не становятся за одну-две встречи.
— Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна, — Аникеев будто головой покачал, — мне ли вас учить? Умная женщина сможет влезть человеку в душу за полчаса. А вы умная.
— Мужчине — да, — усмехнулась Вика, — но не другой женщине. Нужно время.
— А вот времени, дорогая Виктория Петровна, у нас не так много. Я хотел бы, чтобы к возвращению ее мужа вы с Катюшей стали не просто подругами, а почти родными людьми. Она должна вам верить и доверять. Кроме того, сейчас самый подходящий момент для завоевания ее доверия: в отсутствие Володи бедной девочке так нужна поддержка и опора!
Вике послышалось или Аникеев действительно говорил с издевкой? Впрочем, неважно.
— Постараюсь, — холодно сказала она. — Только вот я не понимаю, зачем я должна еще и разыгрывать из себя жену вашего сына? Неужели нельзя было обойтись без этого? Только дополнительные сложности и лишнее вранье.
— Нельзя, — теперь Аникеев отбросил вкрадчивую любезность и тоже говорил холодно и сухо. — Делайте, как я вам говорю. Договор есть договор, Виктория Петровна.
Вика промолчала. Он подождал и, не дождавшись ответа, повесил трубку.
Вика открыла сумку, нашарила пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и судорожно затянулась. Давненько она так отвратительно себя не чувствовала.
9
Так получилось, что первое утро в Париже Алену почти разочаровало. Прилетели они поздно вечером, можно сказать, уже ночью. В аэропорту Шарля де Голля их ждала машина с сопровождающим, чернявым французом с таким внушительным орлиным носом, что любому грузину даст сто очков вперед. Звали француза Шарль Бокюз. Машина и сопровождающий доставили всю компанию в отель «Красный сокол».
— Ну и название! — увидев вывеску, восхитился Володя Городецкий. — Напоминает добрые времена бывшего СССР. «Красный сокол» — гостиница какого-нибудь обкома или райкома КПСС.
На шутку никто должным образом не отреагировал:
Несмотря на пышное советское название, отель оказался неплохим — не самый дорогой, но и не из дешевых, все-таки «три звезды». Но Алена даже свой номер как следует не рассмотрела, так устала с дороги, что, приняв душ, сразу же упала в постель и заснула как убитая.
Разбудили ее какие-то странные гудящие звуки: бом-м, бом-м… «Колокола, — спросонья подумала Алена. — Приснится же…» Но звуки были вполне реальны — такой звон можно услышать где-нибудь в Новгороде или в Ростове Великом. Но откуда они, интересно, взялись здесь, почти в центре Парижа?
Она перевернулась на другой бок и спрятала голову под подушку, но заснуть не смогла. Этот гул мог поднять и мертвого из могилы.
Алена выбралась из постели и потащилась к окну. Прямо напротив отеля, через дорогу, расположилась церковь, похоже, протестантская — колокола призывали прихожан к утренней службе. Боже, ужаснулась Алена. Так это что, каждое утро теперь так будет? Она взглянула на часы: пять минут девятого, такая рань! Она собиралась проспать как минимум до десяти — вчера ее предупредили, что нужно быть сегодня в холле в одиннадцать.
Ладно, решила Алена, нет худа без добра. Сейчас она быстренько оденется, умоется и пойдет часочек погуляет по утреннему Парижу. Недалеко погуляет — так, просто походит по окрестным улицам.
Через полчаса Алена спустилась вниз, уже совершенно проснувшаяся, предвкушая долгожданное знакомство с великим городом. Даже хорошо, что ее так рано разбудили церковные колокола. В голове крутилась фраза: «Увидеть Париж и умереть». «Откуда я ее взяла, — подумала Алена, — и зачем же умирать? Хотя, наверное, подразумевается смерть от восторга». Конечно, Париж есть Париж — столица мира!
Однако первой бросилась Алене в глаза донельзя замусоренная улица. Везде валялись пустые банки из-под пива, смятые сигаретные пачки, какие-то бумажки, обрывки пакетов — совсем как в Москве. Даже в Аленином родном Курске было значительно чище.
«Красный сокол» стоял в самом начале улицы Лассе. Пройдя несколько метров, Алена оказалась на большой площади, от которой, словно лучи от звезды, расходилось еще с десяток улиц. Остановившись в нерешительности — по какой из них гулять, — она в конце концов выбрала наугад ближайшую и, повернув за угол, тут же натолкнулась на Володю Городецкого.
— Ого! Вы тоже ранняя пташка? — весело сказал он, совсем не удивившись. — Любите гулять по утрам в одиночестве?
Алена пожала плечами:
— Не особенно. Честно говоря, я с удовольствием поспала бы еще часок, но не могу спать под звон колоколов.
— Каких колоколов? — не понял Володя.
— Церковных. Неужели вы не слышали?
— Слышал, конечно. Но не из своего номера. У меня окна выходят на другую сторону.
— Вам повезло. Постойте-ка, — вдруг сообразила Алена, — вы что, уже давно гуляете?