Любой ценой

Горшков Валерий Сергеевич

Когда Батя, окончательно удостоверившись, что Ярослав готов отправиться в дальнюю дорогу, дал отмашку к началу операции, на дворе уже лютовал декабрь, стояли двадцатиградусные морозы и повсюду лежали полуметровые сугробы. Там, куда направлялся Охотник, напротив, в это время ярко светило солнце, кричали диковинные птицы, качали зелеными кронами пальмы и стояла жара под тридцать. Поверить в это, находясь в холодном, промороженном салоне то и дело буксующего в вязкой снежной каше автомобиля, было трудно. Да и само слово «Бразилия» для выросшего в СССР, одетого в теплое пальто и меховую шапку Ярослава, несмотря на полученные знания, пока что звучало почти так же загадочно и недосягаемо, как, скажем, мифический золотой город Эльдорадо. Впрочем, это ни в коей мере не снижало степень его готовности к выполнению сложнейшего задания. С той

самой минуты, когда Максим Никитич показал ему фотографию безмятежно улыбающегося красивой смуглокожей женщине Сомова, Охотник непрерывно думал о встрече с сенсеем. С отцом его жены и дедом его сына. Несколько раз он даже видел профессора во сне, таким, каким Ботаник был до войны. Охотник мечтал о встрече – и боялся ее, честно признаваясь в этом самому себе. Боялся не потому, что существовала вероятность, что Сомов откажется сотрудничать и сдаст его беглым фашистам. Отнюдь. Смерть страшила его, как и каждого нормального человека. Но гораздо больше – искренне, каждой клеткой мозга – Ярослав боялся, что, узнав всю правду об обстоятельствах, вынудивших Леонида Ивановича переметнуться на сторону немцев, он не сможет посчитать их достаточными, не сможет найти по-настоящему веских оправданий предательству. Основной причиной которого на самом деле окажется не что иное, как банальный страх смерти. В этом случае он, как офицер, давший секретную подписку и возложивший на себя жесткие обязательства, будет вынужден немедленно ликвидировать Сомова как изменника Родины. Но поднимется ли рука? Направляясь на машине на военный аэродром к поджидающему его самолету, Ярослав не был в этом абсолютно уверен. И это был тревожный звонок. Впервые он должен выполнить задание, в котором чисто личное вступало в конфликт с холодным профессиональным расчетом. Прав ли был Шелестов, по одному ему известным соображениям решивший рискнуть и сыграть на столь опасных противоречиях? Ответ могло дать только будущее. Хронометр уже пущен. Сегодня вечером Ярослав снова ступит на трижды проклятую землю Германии. Спустя сутки сядет на торговый корабль, который через две недели доставит его в Сан-Паулу, откуда, если верить карте и исходным данным, ему предстоит еще не менее суток добираться на пароходе, вверх по реке, до расположенного в предгорьях маленького провинциального Лас-Суэртоса, насчитывающего всего около пяти тысяч жителей. Еще два-три дня, чтобы внимательно понаблюдать со стороны за бывшим белым полковником и выйти с ним на контакт. Получается что-то около трех недель относительной определенности. Дальше – сплошное белое пятно. Или черное. Или кровавое. Это уж как карта ляжет…

– Ну что, Охотник, – прощаясь, генерал крепко стиснул руку Ярослава, – ни пуха ни пера.

– К черту, – чуть дернув губами, Ярослав сплюнул через левое плечо и, кивнув Бате, поднялся по короткому трапу и скрылся в чреве с ревом запустившего винты зеленого военного самолета.

Долетели без происшествий, если не считать жесткой посадки на кое-как отремонтированную после бомбежки взлетную полосу-бетонку какого-то заштатного аэродрома, расположенного в непосредственной близости от морского побережья. Пилот, впервые совершающий здесь посадку, матерился так красочно и изысканно, что Ярослав поневоле заслушался, откладывая в глубины памяти парочку особо замысловатых оборотов. Вдруг пригодится.

Их, конечно же, ждали. Трое одинаково угрюмых мужчин в кожаных плащах и шляпах и «Мерседес». Точь-в-точь такой же, как недавно полученный Ярославом от ОСОАВИАХИМ, но, конечно, в гораздо более достойном состоянии. В отличие от Ленинграда здесь, на севере Германии, было на удивление тепло, чуть выше нуля, и совершенно отсутствовал снег. Старший из встречающих представился просто, без затей: «Сан Саныч». Они сели в машину и поехали. Едва миновали лес и выехали на дорогу, Сан Саныч обернулся и протянул Охотнику пухлый конверт:

– Это вам.

Внутри лежал заботливо потертый, чтобы не привлекать излишнего внимания хрустящими страницами, швейцарский паспорт на имя Ганса Розенберга и толстая пачка денег, примерно наполовину состоящая из американских долларов и на четверть – из рейхсмарок и бразильских реалов.

– Ваш корабль отходит сегодня, через два с половиной часа, – бесцветным тоном сообщил Сан Саныч, дав Охотнику несколько секунд для ознакомления с документом. – Судно торговое, шведское, так что никаких билетов и пассажиров, кроме членов команды. С капитаном все улажено.

Он вполне сносно говорит по-немецки. У вас будет отдельная каюта и питание. Только одна просьба – в дневное время не слишком разгуливать по кораблю. Это не значит, что нельзя выходить вообще. Можно, если очень захочется. Но лучше все-таки воздержаться.

– Понятно, – вздохнул Ярослав. – Это все?

– Почти, – сунув руку под плащ, Сан Саныч извлек маленький, почти игрушечный на вид черный пистолет в странного – для неспециалиста – вида кобуре и протянул Охотнику.

– «Беретта». Семь патронов. С большого расстояния практически бесполезна, но с пяти шагов бьет удовлетворительно. И весит немного. Очень удобно прятать на щиколотке или в рукаве. Теперь – все. Пожелания?

– Лечь, вытянуть ноги и выспаться, – хмыкнул Ярослав, прикрывая рот ладонью. – Первый раз за месяц.

– У вас скоро будет такая возможность, – на губах Сан Саныча впервые промелькнуло нечто похожее на улыбку. – Как насчет морской болезни?

Ярослав ухмыльнулся. Нашел о чем спрашивать у десантника. На парашютных стропах иногда так болтает, что любой морской волк будет час после прыжка блевать до посинения. Впрочем, этот человек из службы генерала Шелестова вовсе не обязан знать его прошлое. Поэтому Охотник сказал, чуть помедлив:

– Вообще-то не замечал. Но хрен его знает. Я – человек сухопутный…

– Океан не Балтика. Его не обманешь, – опять чуть улыбнулся Сан Саныч.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – сказал Ярослав. Ответа не последовало. Ну и ладушки…

Капитан – типичный шведский викинг, краснорожий, в мятой белоснежной фуражке и черном кителе с нашивками, с соломенно-рыжей шевелюрой и бородой, как у Ильи Муромца с известной картины, – встретил их на пирсе. Посасывая кривую трубку, молча выслушал подошедшего Сан Саныча, угрюмо кивнул, найдя глазами стоящего чуть поодаль, с чемоданчиком в руке, пассажира, а затем, поймав взгляд Ярослава, кивнул, направляясь к трапу и приглашая следовать за собой.

– Удачи, – Сан Саныч пожал Ярославу руку. – И… вот еще что. Дома, вас, возможно, не предупреждали, однако… У меня есть информация, что там, по другую сторону океана, девушки весьма горячи и достаточно вольно относятся к плотской любви, не слишком часто отказывая себе в маленьких радостях жизни. Вы меня понимаете?

– Как не понять, – фыркнул Охотник, не спуская глаз с широченной спины неспешно поднимающегося по трапу капитана.

– На вашем месте я бы этим заманчивым шансом не пользовался. Иначе вы рискуете загреметь в одну из местных больниц, испытывающих серьезные проблемы с лекарствами и врачами, и подвергнуться там варварским методам лечения последствий любви народными средствами. Я понятно объяснил?

– Куда уж понятнее. Спасибо за ценное предупреждение. – Охотник дернул щекой и направился вслед за викингом в фуражке на борт его ржавой, но вполне крепкой на вид для путешествия через океан посудины под насквозь скандинавским, ностальгическим названием «Свеаборг». Кажется, именно так изначально назывался отвоеванный силой русского оружия город-крепость Выборг, на северном побережье Финского залива…

Еще поднимаясь по трапу, Ярослав услышал за спиной глухой хлопок двери и звук быстро отъезжающего автомобиля. Вот и все. Теперь он остался один на один с поджидающей его неизвестностью. И, как это ни странно, с полной свободой выбора. Ведь вздумай он сейчас бежать, навсегда вырваться из цепких лап советской системы в «свободный мир» капитализма – осуществить задуманное было бы проще простого. В кармане лежит паспорт нейтральной страны и внушительная сумма денег на первое время. В извилинах серого вещества – вполне подходящая легенда. Плюс «опыт, сын ошибок трудных», который, как известно, тоже кое-чего стоит. Ищи потом ветра в поле…

И тут в голову Охотника, впервые с того солнечного октябрьского утра, как на набережную Мойки неожиданно пожаловал Шелестов, вдруг пришла мысль, что, отправляя его в страну диких обезьян – Бразилию, Батя, оказывается, предусмотрел и такую, пусть применительно к Ярославу – чисто теоретическую, но все-таки вполне осуществимую при желании возможность, как побег.

Никуда он не сбежит! Вернется как миленький, четко исполнив возложенную на него миссию, «от сих до сих»! Потому что дома, в заваленном сугробами и скованном морозами многострадальном Ленинграде, оставались молодая жена Светлана и четырехмесячный сын Ленчик. Оставались как заложники. Как страховка.