Люди долга и отваги. Книга вторая
Шрифт:
Да, каждый из них знал, что любой такой рубеж может оказаться для него последним. Но святой закон пожарных блокадного города гласил: ты обязан выйти на тушение во что бы то ни стало. Под артобстрелом и бомбежкой. В лютый мороз, когда вода замерзает в рукавах. Когда ноги подкашиваются от голодной немочи и удержать ствол под силу только двоим.
Голод… Это он, подобно коварному грабителю, нападающему из засады, беспощадно отнимал последние крупицы сил. Истощенный организм уже не мог сопротивляться воздействию дыма, и на каждом пожаре несколько бойцов падали наземь в бредовом чаду отравления.
Ежедневно поступали в управление
Голубев перечитывал сухие цифры очередной оперативной сводки, и перед его мысленным взором возникали лица людей. И тех, которых он хорошо знал, и тех, с кем даже никогда не встречался. Да, сегодня он видел, равно уважал и любил их всех суровой, спрятанной на дне души любовью человека, готового в любую минуту разделить их судьбу….
Когда-то, еще перед войной, зачитывался Сергей Гордеевич «Тилем Уленшпигелем» — легендарной историей о гордых и непокоренных патриотах. Чужеземные изуверы-инквизиторы сожгли на костре отца Тиля — Клааса, но так и не смогли обратить его в свою веру. Свободолюбивый фламандец и перед лицом мученической смерти не предал родину и народ. И тогда сын, заняв место отца, восстал против иноземных захватчиков, и как боевой клич звучал его девиз: «Пепел Клааса стучит в мое сердце».
Теперь пепел всех сгоревших в чудовищном костре блокады стучал в сердца живых. Изнемогая от истощения и усталости, они заступали места павших. И как боевой клич звучал тогда всеобщий девиз: «Отстоим колыбель революции!» И это — несмотря на то, что людей становилось все меньше, а пожаров — все больше.
…В тот морозный декабрьский день диспетчеры Центрального пункта зарегистрировали больше тридцати загораний. Голубев руководил тушением большого жилого дома на Лермонтовском проспекте. Понадобилось больше пятнадцати часов, чтобы справиться с огнем. Когда все было кончено, наступила ночь. Сергей Гордеевич вернулся на Мойку.
Гремя обледеневшим кожаным плащом, вошел в кабинет. Повернул выключатель — света не было, видимо, что-то случилось на электростанции. Медленным, неверным движением снял каску, стащил мокрый шерстяной подшлемник. Осторожно ступая, подошел на ощупь к окну, поднял штору светомаскировки. И сразу комната озарилась лунным сиянием. Он бережно вынул из нагрудного кармана фотографию. На него пристально — глаза в глаза — смотрела Леля.
В бликах зыбкого, мерцающего света родное лицо ее, казалось, ожило, и он вдруг вспомнил: «Луч луны упал на ваш портрет…» Когда же, Леля, в последний раз танцевали мы это танго? Конечно же, минувшим летом, на веранде дома отдыха в Ессентуках. Тогда тоже светила луна, только было очень тепло, играл патефон и ты шутливо жаловалась, что цикады заглушают певца. С тех пор прошло всего несколько месяцев, но как же давно все это происходило!
Нет, никогда не считал он себя сентиментальным, но в эти минуты накатила на него такая щемящая тоска: «Как ты там, Леля, за тысячи километров, в завьюженном, заснеженном Свердловске?! А знаешь, у нас здесь теперь тоже, как на Севере. И мороз нешуточный, вполне с уральским может поспорить».
Да, он хорошо
Предвоенные годы… В истории страны они запечатлелись целой эпохой, спрессованной волею партии в два десятилетия. В судьбе народа они стали полосой невиданного энтузиазма всех и каждого. Большевики сказали: «Время, вперед!» — и в буднях великих строек рождалась та прекрасная новь, во имя которой красноармеец Голубев дрался с белополяками под Гродно и Докшицами. В железном грохоте, огнях и звонах вставали гиганты индустрии. На поднятой целине миллионов единоличных дворов рождалась и утверждалась новая, социалистическая деревня. Богатства, созданные народом и для народа, надо было беречь как зеницу ока. И он, специалист пожарного дела Голубев, и в мирное время постоянно чувствовал себя солдатом, стоящим на посту.
…Однажды вечером — они жили тогда в Ярославле — Сергей Гордеевич вдруг оторвался от книги и подозвал жену:
— Послушай-ка, Леля, какая замечательная мысль: «Каждый человек, в конечном итоге, — это сумма того, что сумел он отдать людям».
— Очень метко и правильно сказано, — отозвалась Елена Никифоровна.
— Я давно хотел с тобой посоветоваться… Понимаешь, у меня накопилось много материалов, рождается немало мыслей по теории и практике нашего дела. Так вот, чем дальше, тем больше тянет меня все это систематизировать, обобщить, изложить в стройном и законченном виде.
— Конечно, Сережа, знаний и опыта тебе не занимать, и будет очень хорошо, если ты поделишься ими с людьми.
Так сделал он тогда первый пробный шаг, и в тридцать пятом году появилась небольшая брошюра «Что нужно знать для предупреждения пожара» Ободренный удачным началом, Сергей Гордеевич всерьез засучил рукава. В тридцать седьмом году увидел свет его «Учебник для рядового состава пожарной охраны», потом вышло еще несколько пособий, а перед самой войной — капитальный «Справочник по вопросам пожарной охраны». Многим людям отдавал свои знания и опыт коммунист Голубев, еще до войны часть его трудов была переведена на украинский, грузинский, узбекский, эстонский языки.
Но вот теперь жизнь поставила перед ним и его товарищами парадоксальный вопрос: как тушить пожары без воды? И они сумели найти на него ответ.
…Как-то в январе сорок второго Сергей Гордеевич вернулся на Мойку далеко за полночь. На всякий случай щелкнул выключателем… Вот счастье-то: свет есть! Скорее, скорее записать все, что произошло сегодня. Не снимая плаща, он торопливо присел к письменному столу, раскрыл тетрадку дневника, опустил ручку в чернильницу. Перо глухо стукнуло о донышко… и осталось сухим: чернила замерзли. Чертыхаясь и опасливо поглядывая на лампочку — а вдруг погаснет? — он отыскал в планшете карандаш. Поставил дату, начал записывать: