Люди и боги
Шрифт:
Ее величество соглашается: найти правильное решение — очень важно. Например, решить, как повести беседу. Серебряный Лис — человек с тройной лояльностью. Служит и Минерве, и тайному ордену, и рад бы служить Адриану, коль скоро тот воскрес. Любой северный лорд на месте Миры давно бросил бы генерала в темницу. Но ей-то не следует быть переборчивой. Серебряный Лис — это три искровых полка, самое крупное соединение из доступных Минерве. С их помощью, несмотря на двуличье генерала, можно решать многие задачи.
— Я уже позаботилась и раздала все распоряжения относительно детской комнаты, колыбельки,
— Вы уже заказали платье? — Сухо роняет фрейлина. — Вы же не знаете пола ребенка.
Валери смотрит на леди Лейлу с укоризной: как вы смеете, фрейлина, говорить о младенце таким тоном?
— Миледи, я чувствую, что он будет мальчиком. Наши души сейчас так близки, что я буквально могу ее увидеть. Это сильная, могучая душа — такая, как у моего любимого!
Существуют способы, — думает Минерва, — обеспечить преданность могучих и сильных душ. Например, я пользуюсь услугами всего лишь одной фрейлины. Отчего бы не взять вторую? Отчего бы не приблизить беременную супругу крупного полководца? Изящный двусмысленный ход — одновременно и честь, и угроза. Можете служить трем господам, генерал, но лишь один из них держит вашу жену под рукою.
— Правда, — ведет свое Валери, — я решила убедиться и обратилась к сестре Августине из монастыря Солнечной Агаты. Сестра Августина — урожденная агатовка, она славится даром предвидения. Едва коснувшись ладонью моего живота, сразу сказала: «Несомненно, мальчик! Такая мощь исходит от него, что нельзя ошибиться!»
А я вот могу ошибиться, — думает Минерва. Угроза, даже тщательно скрытая, может настроить Лиса против меня. Не лучше ли поговорить начистоту? Сказать: я понимаю, генерал, что вы не нарушите клятвы ордену. Так давайте же вместе определим круг врагов, которых сможем уничтожить, не навредив вашему Великому Древу. Безопасный шаг, весьма благородный… Но благородство ли требуется сейчас? Всюду правят бал хитроумие и грубая сила.
— Леди Валери, — говорит фрейлина, — младенец прикладывается к груди каждые полтора часа, в том числе и ночью. Сколько бы красивых слов вы ни сказали, большую часть времени сын проведет с кормилицей. А вы будете видеть его пару раз в сутки.
Леди Грейсенд с гордостью задирает нос:
— Я приняла решение, миледи, не отдавать ребенка кормилице. Я сама вскормлю его собственной грудью!
— Неужели?
— Желаете знать, что писала на сей счет Праматерь Софья? Извольте же, слушайте цитату…
Минерва пропускает слова мимо ушей, погружаясь в собственные мысли. Адриан — вот главный вопрос. Вот о ком следует поговорить. Если Адриан не появится, Палата, скорее всего, низложит меня и усадит на трон агатовца, личного врага генерала. Готов ли Серебряный Лис смириться с этим? А если Адриан появится — чью сторону выберет генерал: его или мою? Адриан — великий владыка, я — дитя в сравнении с ним. Но это я спасла солдат генерала тогда, зимою. И на моей стороне закон, а Адриана Палата признала преступником…
— Поймите же, ручеек грудного молока — это поток любви, связующий маму с ребеночком! Преступно
— Я сама выкормила дочь, — говорит фрейлина. — Но отчего-то не чувствую потоков любви с ее стороны.
— Миледи, материнство — это самопожертвование! Женщине должно думать о том, что дать ребенку, а не о том, что взять у него. Здоровье и счастье младенца важнее ваших личных желаний. Всегда думайте о важном, миледи!
О важном. Владычица чувствует укол холода. Слова Ворона Короны звучат в памяти: «Скажите Итану о главном: например, как вам важно сохранить престол».
Вот в чем беда, — понимает Минерва. Я не уверена в том, что важно. Я потеряла свой путь, потому и не находятся слова.
Она обводит взглядом гостей. Мужчины давно уже доели, фрейлина готова перейти к десерту и сожрать леди Валери. Генерал заботливо поглаживает жену по спине, а сам глядит на владычицу, в глазах — тревога. Он — придворный с опытом, еще и тайный агент. Не может не догадываться о мыслях Минервы.
Владычица адресует ему мягкую улыбку:
— Благодарю вас за приятное общество. Трапеза доставила мне много удовольствия.
И встает из-за стола, так и не начав трудной беседы.
* * *
Все переменилось, когда из Фаунтерры ушли войска. Тысячи кроваво-черных кайров и громадных бородатых медведей промаршировали улицами. В первые часы город притих: силища северных армий внушала оторопь. Но прошло время, батальоны пропали на горизонте, улеглась дорожная пыль. И город вдруг обнаружил: легче стало дышать. Так за недели простуды привыкаешь к кашлю, насморку, хрипам в горле и забываешь, каково это — вдыхать полной грудью.
Пропал морозец по спинам, который внушали иксы. Прекратились регулярные драки с участием медведей. Исчезло чувство, что война не окончилась полностью, что — вот она, затаилась, дремлет, как пес, подергивает ушами, порыкивает сквозь сон. Это чувство герцог заглушал бесконечными праздниками, но оно оставалось глубоко в душах горожан, тревожило, царапало… А теперь войска ушли — и стало спокойно. Впервые с прошлого лета.
День, второй стояла тишина, затем столица расправила плечи. Всюду начали шутить про герцога и кайров. Всю весну придумывались остроты, да страшно было, а теперь — можно! Началось с умных и метких шуточек, продолжилось похабщиной, а окончилось тем, что смеяться стали от одного слова «кайр» или «герцог». Какой-нибудь молодчик распахивал дверь трактира с криком: «А ну, открывайте, кайры пожаловали!» — и весь кабак хохотал.
Каждый вечер учинялась дюжина-другая потасовок — бодрых, с огоньком, без медведей. Горожане тузили друг друга, как встарь, в привычном для Фаунтерры стиле. Констебли разнимали их спокойно, никуда не торопясь — ведь больше не стояла над ними леди-бургомистр, любовница герцога. Приятно же ослабить дисциплину и поработать в свое удовольствие, не выслуживаясь.
С уходом прожорливой солдатни цены в трактирах упали. Снизились этак на пятую долю, но остались чуть выше довоенного уровня — чтобы приятно было не только посетителям, а и кабатчикам. Прекратились вечные свары: