Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

Ива Кристина

— Это потому, что дверь открыл не Хаокин, — пояснил Ксандр.

— Какой умный мальчик! Ты вообще кто?

— Ксандр. Я сам не до конца понимаю, что это значит… Наверное, я его подсознание или что-то типа того. Меня вызвали, так как Элеон была в опасности, и я пришел. Вот…

— О, раз ты и есть Хаокин, сам с ним общайся и уговаривай его стать нормальным. Я не собираюсь этого делать.

— Вообще-то, — сказала Элеон, — это ты виновата в том, что случилось с ним, и это из-за тебя нас, возможно, ждет пророчество. Так что ты должна это разгребать.

— Прости, что? Я виновата? Я пыталась сделать так, чтобы наш мир выжил, но, раз

я всё испортила, то, пожалуйста, я больше не буду вмешиваться.

— Ты эгоистичная тварь! — вырвалось у Элеон. Ариадна шмыгнула носом.

— По крайней мере, не такая тупая, как ты, — ответила она и пошла прочь.

Ариадна бродила по коридорам и разглядывала одинаковые картины и предметы мебели. Злость ее давно прошла, осталась лишь скука.

«Это скучно… Скучно, — думала девушка. — Я, грубо говоря, в башке Хаокина. И почему здесь так пустынно? Конечно, я всегда знала, что он идиот, но всё же. Надо разузнать какие-нибудь грязные тайны о нем и унизить его. Конечно, скоро мы расстанемся, но всё же. Мне нужен его самый большой позор: то, как он однажды описался, то, как его родители застали с какой-нибудь бабой или без, то, как он расплакался, или ему нарисовали усы, и он весь день проходил, как клоун. Я должна узнать всё!»

Для этого Ариадна решила призвать тех, кто мог знать о слабостях Хаокина. Его баб. Девушка с минуту думала о том, как же это сделать. Не кричать же имена дам его сердца, пока они не прибегут!

Ариадна зашла в зал, взяла из вазы цветы, обмотала их куском ткани от штор — получился букет. Девушка встала и бросила его назад, обернулась. Букет поймала женщина. Она была вся белая (кожа, волосы, платье) и красивая, хотя в лице ее читалось нечто неестественное. Ариадне казалось, что она и за сотни лет не запомнила бы лицо этой женщины.

Локация поменялись. Теперь они — Ариадна и незнакомка — стояли в черной комнате. К ним присоединились еще двое: девочка лет двенадцати в сером уродливом наряде монашки и златокудрая девица лет пятнадцати, одетая как мужчина. Позади каждой из трех стояло по могиле.

— Ха! Однако все бабенки Хаокина мертвы. Забавно… Ты, блондинка, видимо, Изи… Ива… Не помню. Ну та, что он грохнул.

— Ифигения, Иви.

— Да мне всё равно. А вы… Без понятия. Сандрой какой-то он восхищался. Блин. А ты, заморыш. — Ариадна подошла к самой маленькой. — Ты что-то совсем мелкая. Фу, извращенец, он в малолетку втюрился. Хотя… он сам, наверное, пацаненком был. А среди тех, в кого влюбляется Хаокин, вообще есть живые? Некрофилия какая-то!

— Ты, — ответила блондинка.

— Как мило. Теперь ты у нас за главную. — Ариадна подошла к Ифигении. — Так, ладно, давайте рассказывайте, как вы все сдохли!

Элеон и Ксандр сидели за столом и думали над тем, что им делать.

— Так, — сказала девочка. — Давай решать проблемы по мере поступления. Сначала найдем ключ, затем разберемся с Хаокином.

Ксандр нахмурился. Ему не хотелось, чтобы Хаокин навсегда остался психопатом.

— Это же его голова, да? — сказала Элеон. — Значит, ключ не мог потеряться в каком-то непонятном месте. Люди же образно мыслят. Ключ в каком-то особенном месте. В тайнике или там, где ты всё терял. Ты знаешь что-то подобное?

— Возможно. Я думаю, он в детской. У меня был деревянный домик, и я туда иногда вещи прятал от близнецов. Только вот… Хаокин там будет нас ждать.

— Почему?

—

Я просто его знаю, — улыбнулся Ксандр.

— Всё равно надо попробовать.

Они пошли по лестнице в детскую, но дом будто сам не хотел пускать их в запретную комнату. Портреты на стене ожили — эти жуткие Аттали-монстры с обожженными лицами, клыками, кровавыми глазами пытались схватить Ксандра и Элеон обугленными когтистыми руками.

Брат с сестрой всё же поднялись. Пред ними раскинулся бесконечный коридор, где все комнаты — детская. Элеон и Ксандр начали открывать двери по очереди. Маленькие кроватки, столики, шкафы. И каждый раз отличие — одна деталь: ночь, день, вечер, кроватка у одной стены, у другой, игрушечный мишка с лапой, без лапы. Подростки ходили так несколько минут, пока вдруг не открыли дверь, где за столиком сидел мужчина средних лет. Смуглый, со шрамом поперек глаза, он играл в куклы.

— Здрасьте, — недовольно сказал незнакомец. Элеон нахмурилась. — Чего это ты дуешься, малышка Элеонора?

Этот человек. Он был ей знаком. Но она всё никак не могла вспомнить. Элеон хотела шагнуть к нему, но Ксандр остановил ее.

— Не подходи близко.

— Ксандр, неужели ты меня боишься? Или мое присутствие тебя как-то задевает? Вижу — задевает, — продолжал человек со шрамом.

— Пойдем. Не обращай на него внимание, — сказал мальчик. Они вышли из комнаты. — Закроем его, чтобы не вырвался. И идем.

— Но как же! Уже оставляете меня одного? Здесь веселье в самом разгаре. Не думайте, что я буду без вас скучать! — всё еще кричал незнакомец.

Ариадна и ее новые знакомые сидели полукругом на полу и шептались в темноте.

— Потрясающе, Блонди! — Ариадна аж захлопала в ладоши. — Только мне кажется, что вы лукавите. Думаете, поверю, что Хаокину за жизнь нравились всего три девчонки? Да я за месяц еще троих насчитала. Юлька — служанка в доме. Он ее кадрил, лавелас хренов. — Из темноты вышла Юля. — И эти две. Та, которую я послала, чтобы она его соблазнила. Давай, давай, заходи, не боись — все свои. И еще, когда он набухался, а потом башка болела. О божечки, ты без лица. Он твое лицо не запомнил, кабель, а! Мое лицо тоже, небось забыл, ублюдок. Скрепил, значит, наши жизни заклятием бракосочетания и свалил куда-то, мразь. Ненавижу. Что б он сдох. Ну ничего. Я здесь. А вы, девоньки, все проходите, все, все — те, с которыми он танцевал на балу, те, с которыми он целовался, те, что приглянулись ему на улице. Буду выпытывать у вас тайны! Блонди, начинай. Ты его лучше всех знаешь.

Ксандр и Элеон замерли у детской. Внутри комнаты находились люди, но они не обращали внимания на прибывших гостей. Это было воспоминание. Мэри сидела на кроватке одного из близнецов, покачивала люльку и пела колыбельную. Сами мальчишки уже были в постелях. Один сидел под одеялом и покачивался туда-сюда. Второй смотрел на свои ладони, зеркально соединял кончики пальцев рук. Третий уже спал.

— Так в люльке я? — прошептала Элеон.

Она присела рядом с мамой на край кроватки. Мэри глядела на свою малышку-дочь и не обращала внимание на Элеон. Девочка украдкой увидела себя, но не смогла оторвать глаз от матери. Свет луны освещал ее лицо. Мэри была такой красивой, совсем молодой — кажется, не на много старше, чем Хаокин сейчас. Голос ее спокойный, убаюкивающий. Выражение лица задумчивое. Еще нет морщинок волнения. И она такая… счастливая.