Люди как птицы
Шрифт:
Из телефонной будки я набрала квартиру Булатова. Он откликнулся сразу же, быстро уяснив для себя ситуацию, спросил о моём местонахождении.
— Гера, иди в парк, это рядом. Скамейка под фонарём. Скоро буду.
Когда мы встретились, Булатов был в сером макинтоше, серьёзен, его непокрытая голова, казалось, сливалась с голубыми небесами.
Выслушав мой горячий и взволнованный рассказ, он взял меня за руку:
— Да, дело сложное. Ну, что если другим путём узнать нельзя, то пустим
— Сублицкий? — спросила я. — Ни в коем случае…
— Зачем? Для начала напишем официальное письмо наркому.
В тот же день мы отправили ходатайство наркому об освобождении художника и скульптора Ковалевича Максима Григорьевича, творчество которого очень важно для страны.
Но прошло два томительных дня — ответа не было.
Алёшин, стоявший с нами в парке за кружкой пива, посоветовал обратиться к Глебу Бокову.
— Это высокопоставленный сотрудник. Миша, он очень ценит и твоё творчество, и то, что делает Макс… У тебя есть к нему подходы.
— Да, он как-то оставил мне телефон по которому можно звонить лишь в крайнем случае. Надо его найти, где-то есть в моём блокноте. Не думал, что пригодится.
Был выходной день, раннее утро и звонить было в это время неудобно. Но Михаил Булатов всё же решился.
— Алло, барышня, милая, дайте мне пожалуйста…
И Булатов назвал номер.
Долго ждали с замиранием сердца.
Наконец на том конце взяли трубку, и сухой голос спросил:
— Что-то случилось, товарищ Булатов?
Мы удивились: откуда Боков мог знать, что звонил именно Булатов?
Михаил собрался с духом:
— Товарищ Боков, тут у нас беда. Арестован наш общий друг и коллега по цеху Ковалевич Максим. Вы его помните?
— Помню…Передайте трубку Гере, она ведь рядом? — попросил Боков.
Я взволнованно подошла к пыльному аппарату, трясущимися руками взяла чёрную тёплую трубку и, прокашлявшись, сказала:
— Да, я у аппарата. Здравствуйте, товарищ Боков.
— Как это случилось?
Я рассказала всё, что знала, сообщила и о своём визите в органы.
— Гера, я попытаюсь что-то узнать. А потом найду вас… Передайте трубку Булатову. Товарищ Булатов? По этому телефону больше не звоните…
И трубку положили.
К моему удивлению Булатов даже не изумился.
— Кажется, дело пошло… — промолвил он.
Когда вечером, попрощавшись с Булатовым, я подходила к дому Максима на Сиреневой, то сразу ощутила волну страха и не напрасно.
Из — за дерева возникла высокая фигура в чёрном плаще. В свете звезд, лившемся из рваных туч, я увидела блеск стёкол очков и мгновенно узнала Степана Верладу.
Хотела молча прошествовать мимо, но он схватил меня за руку.
— Отпустите меня. Что вы хотите?
— Спасти вас!
— Почему?
— Был новый обыск, и дом опечатан.
— Господи! А как же Люся?
— Она сегодня дневным поездом ухала в деревню. И птицу прихватила, чтобы не умерла, если вас арестуют. Я здесь, чтобы предупредить вас. Но, мы с вами подвергаемся опасности. Возможно за домом наблюдают!
— Откуда вы всё знаете?
— Тихо.
Он мягко закрыл мне ладошкой рот. Я стояла и глядела в его вулканические глаза, пытаясь собраться с мыслями. Выдержав паузу, он опустил руку и повлёк меня за собою в полуоблетевшие кусты.
— Послушайте… Сегодня приходили ко мне, и я давал показания о Максиме. Я старался не говорить о нём ничего плохого. Я вам предлагаю укрыться у меня. Вернитесь домой в свою комнату. Я гарантирую вам полнейшую неприкосновенность и деликатное отношение!
Он говорил так пламенно и искренне, что я поверила и послушно зашагала за ним.
В этот вечер Степан Верлада был предупредителен и любезен. Мы ужинали в ресторане, причём блюда я выбирала сама. Затем Степан вызвал таксомотор. Тяжело было возвращаться в тот дом, где жил мой опекун, где так многое напоминало о прежней прекрасной жизни.
В моей комнате уже был сделан ремонт и всё устроено для отдыха.
Степан предложил мне принять душ и пригласил отдохнуть.
— Гера, вы очень устали, выглядите измотанной. Отдохните.
Я глубоко спала почти до десяти утра — душевные переживания дали о себе знать!
Меня ждал накрытый стол — блюда подбирались по моему вкусу. Степан соблюдал дистанцию, был предупредителен, держал слово, и я немного смягчилась.
За завтраком он сказал:
— Поверьте, мне не хочется причинять вам зла. Жаль, что Максим в последнее время держал на меня обиду. Тут всё смешалось — ревность, зависть…. Да и я неправильно себя повёл по отношению к вам, за что искренне раскаиваюсь и прошу прощения.
Я помотала головой:
— Максим никогда не завидовал вам… Просто… вы должны оставить свои мысли о том, чтобы покорить меня. Поверьте, у вас нет никаких шансов.
Он улыбнулся, как мне показалось, горько:
— Я знаю. Но мне хотелось бы добиться хотя бы вашего дружеского расположения. Кстати, чтобы вы окончательно поверили мне, я скажу, что тоже справлялся о судьбе Максима. Его дело ведёт следователь Хвостов.
— Хвостов? Но Максим же не виновен! Какое дело? Как могут обвинять человека в несуществующих преступлениях?
— Поверьте, я ни минуты не сомневаюсь в невиновности Максима. Но нашли же они основания…
Медовые глаза Верлады воззрились на меня, загоревшись каким-то недобрым светом.