Люди Кода
Шрифт:
Первое, что понял И.Д.К., была структура гравитационного поля Галактики. Звездная система, состоявшая из ста семидесяти семи миллиардов трехсот шестнадцати миллионов звезд, обладала стабильным полем тяготения, но в тридцати двух местах поле это казалось будто пробитым — на ровном золотистом фоне лежали темные капли. Мгновенное удивление сменилось мгновенным же пониманием — эти капли в обычном пространстве-времени были ничем иным, как массивными двойными системами, содержавшими черные дыры. Именно здесь, в эргосфере черной дыры, вращаясь вместе с падавшим веществом, возникали кванты измерений-сфирот, не совпадавших с традиционными пространством и временем.
Первым желанием И.Д.К. стало желание найти свою планету среди миллиардов, населяющих Галактику. Ответ он нашел сразу —
Вслед за этим (вообще говоря — одновременно, но И.Д.К. подсознательно раскладывал собственное понимание на временные интервалы) И.Д.К. понял, что на Саграбал, где и когда бы он ни находился, привела их необходимость создания Миньяна — не в том, конечно, достаточно примитивном определении, которое дает ортодоксальный иудаизм, но в его истинном смысле, каковой и открылся И.Д.К. одновременно с иным знанием — знанием того, что Муса Шарафи может этот миньян разрушить, пусть из побуждений, благоразумных с его точки зрения и даже благородных.
Для не знающего сути разумность субъективна, а истины нет вообще — есть лишь представление.
Он вынырнул из коричневого пятна.
— Если, — сказал Йосеф, — поступком Мусы руководил Творец, то целью его было спасти избранный народ. Распространить Код.
— Благодарю тебя за это «если», — кивнул И.Д.К. — Не хочешь ли ты сказать, что, если поступком Мусы руководил Творец, то мы не должны ничего делать, что исправить и вернуть?
Йосеф долго молчал, глядя на коричневое пятно, висевшее в недвижном воздухе над строящимся городом — пятно слабо шевелилось, будто спящая амеба, и временами то ли сжималось едва ли не вдвое, то ли просто удалялось к облакам и возвращалось обратно.
— Уверен ли ты, — сказал, наконец, Йосеф, — что сумеешь определить положение Мусы в том прошлом, каким оно открылось именно его восприятию?
— Думаю, что смогу.
И.Д.К. мысленной командой направил свое тело вверх, Йосеф последовал за ним без лишних вопросов, а почему вдруг рядом оказался еще и Ричард, выяснилось лишь впоследствии, когда они вернулись, и Ричард рассказал о том, что следил за происходившим с момента исчезновения Мусы.
Они стояли на вершине высокой горы. Склон был крут, собственно, скорее даже отвесен, а с одной из сторон срезан будто острым ножом, и поверхность камня (если это был камень, а не иной материал, которому, как и горе, еще не придумали названия) зеркально отражала подступавшие к склону долины. И.Д.К. стоял, придавленный собственными плечами, будто коромыслами весов, на которых покоились в неустойчивом равновесии две огромные, в несколько пудов, гири.
Зрение было скорее ассоциативным, чем физическим, ибо видел И.Д.К. не страну, окружавшую гору, но время, скользившее вниз, склон лет, веков и тысячелетий.
Мир, в котором они находились, существовал не «где», но лишь «когда» и охватывал это трехмерное «когда» с точки начала времен, уходя в будущее до другой, столь же бесконечно далекой точки, когда время закончится, исчерпав себя.
— Гора времени, — определил Йосеф.
— На все три стороны? — усомнился Ричард, но И.Д.К. уже сориентировался.
— Йосеф прав, — сказал он, — мир трехмерного времени, где пространство является лишь четвертым измерением, ощущаемым как процесс, и не более того. Так должно быть, к примеру, в эргосферах черных дыр.
— Ты полагаешь, что мы оказались…
— Порассуждаете потом, — сказал Йосеф. — Мир растекается, ищите Мусу, иначе зачем мы здесь?
Мир действительно растекался — во всяком случае, такое впечатление возникало, если смотреть на горизонт, который в этом мире представал не привычной окружностью, окаймляющей видимую землю, но двумя точками — впереди и сзади, — испускавшими и вбиравшими в себя все времена от их бесконечно далекого начала до не менее бесконечного в отдалении конца. Время вываливалось из точки и впадало в нее же, отстоявшую от самой себя
И.Д.К. бросил взгляд вокруг, стараясь сориентироваться более точно. Если он видел перед собой временной срез всей Вселенной, найти здесь Землю, и уж тем более — Мусу, было задачей поистине безнадежной.
И.Д.К. пронесся по двадцатому веку будто комета Галлея, единым взглядом охватив события не только земной истории, но и всего, что происходило на этом срезе трехмерного времени во всей Вселенной.
Не обратив внимания на десятки взрывов в галактических ядрах, осветивших всепроникающими квантами времени события, происходившие на Земле, И.Д.К. опустился по горному склону и, будто сквозь гряду облаков, проник к век девятнадцатый — Мусы здесь не было, путь лежал глубже, а в семнадцатом веке Мусы и быть не могло, И.Д.К. не сразу понял — почему именно. Он успел пронестись, будто на санках по снежной целине, сквозь три века, и лишь тогда до него дошла простая, по сути, аксиома: в трехмерном времени существуют свои запреты, и путешественник не волен останавливаться, когда пожелает.
Вязкая точка горизонта даже не приблизилась, а вершина горы отдалилась чуть ли не в бесконечность, и И.Д.К. с ужасом подумал, что, когда нужно будет возвращаться, он может и не найти того времени, откуда стартовал.
Ужас, впрочем, был мгновенным, И.Д.К. отделился от него, и перед глазами возникло лицо Мусы.
Седьмой век. Где?
И.Д.К. упал в чьи-то объятия, ослепительный дневной свет заставил его зажмуриться, и голос Йосефа сказал:
— Хорошо, что ты сумел затормозить. У Ричарда это не получилось, и он провалился во времена фараонов. Подождем?
Открыв глаза, И.Д.К. обнаружил, что стоит, погрузившись по щиколотку в горячий песок пустыни. Солнце было привычным, а фигура Ильи Давидовича Кремера вполне материальной. Мессия был обнажен по пояс и бос, но кипа плотно сидела на макушке, а черные брюки, хотя и выглядели нелепо, окаймленные золотом песка, представлялись непременным атрибутом странника во времени. Голосом Йосефа Дари Мессия повторил:
— Подождем?
Ждать им пришлось недолго.
Истинная история происхождения Ислама была предметом научных дискуссий на Израиле-3 лет сто назад, а сейчас каноны определились и не вызывают сомнений. Но, канонизировав известное, современная историография не нашла ни единой возможности связать явление Мусы Шарафи в Мекке середины VII века христианского летоисчисления с историей Исхода. По мнению Ицхака Садэ (Институт религий, Израиль-2), история курайшитов принципиально независима, поскольку в те времена Код не мог быть прочитан даже на мутационном уровне. Во временные пластовые сдвиги Садэ не верит, поскольку, видите ли, современная физика не дает им адэкватно-непротиворечивого описания.
Можно подумать, что процесс Творения современная физика описывает на удовлетворительном уровне.
Код предстояло распространить среди всех людей на планете, и кто ж это мог сделать, кроме евреев, чьи гены изначально содержали необходимую генетическую информацию? Евреи, потомки которых — из колена Исмаила — стали прародителями арабской нации. Ислам рассеял Код по планете не хуже, чем иудаизм. Есть еще и христианство, но о нем — потом.
Пребывание Мусы Шарафи в реальном прошлом документировано (см. подборку материалов в хранилище Института физических измерений на Израиле-7), неясны были лишь интерпретации. Надеюсь, что читатель, не скованный догмами ортодоксальной историографии, догадался о том, что произошло четырнадцать лет спустя после явления Мусы Шарафи в храм Каабы, в августе 670 года, когда Муса-Абдаллах, сын Абд аль-Муталлиба, муж Амины, возвращался в Мекку из поездки в город Дамаск.