Люди Кода
Шрифт:
— Я тоже, — подал голос Ричард, — и это ужасно.
— А я не поняла ничего, — призналась Джоанна.
— Мы убили их всех, — сказал Муса.
И.Д.К. посмотрел на Йосефа — его реакция, реакция человека, более других разбиравшегося в высших сфирот, была важнее прочих.
Но Йосеф молчал. Молчал голос Йосефа, молчали мысли Йосефа, он никогда прежде «молчанием космоса» не интересовался, да и не знал, скорее всего, об этой гойской проблеме.
— Мы убили их всех, — повторил Муса, будто в его мыслях эта фраза вертелась кольцом магнитофонной ленты. — И мы должны их всех оживить.
— А чем мы, скажите на милость, занимаемся? — сказал И.Д.К. — Или вы воображаете, действительно,
— Мамочка, — сказал Андрей, который не очень внимательно слушал пререкания взрослых. — Мамочка, ты знаешь, Хаим все еще не попал на Саграбал. Его нет здесь.
И тогда все замолчали, и мысли свои прихлопнули усилием воли, и посмотрели на Андрея, а он, смутившись от неожиданного общего к нему внимания, продолжал:
— Хаим вообще не на планете… Это какое-то место… Нет, я не могу рассказать…
— Не рассказывай, ради Бога, — удивительно кротким голосом прервала сына Людмила. — Закрой глаза, открой мысли. Можешь?
Андрей не ответил — обиделся.
Среди безвременья заоблачной выси (говорить ли о выси там, где нет и глубины?) увидел или, точнее, ощутил Андрей некий остров. Не планета. Не звезда; звезда была бы тускла и прозрачна — как еще может выглядеть звезда в пространстве невыраженных ощущений? Это был остров — двумерная ограниченность в трехмерной бесконечности. Забытая и легкая твердь.
Пересадочная станция, — подсказал И.Д.К., и Андрей согласился.
Хаиму было хорошо. Он летал над чем-то, что с высоты выглядело сразу всеми рассказанными ему сказками. Он не мог отделить одну от другой, да и не хотел. Ни пространства, ни времени на Острове не существовало. Измерение сказок?
Скорее, измерение воображения, — подсказал И.Д.К., и Андрей согласился.
Хаиму было хорошо, потому что он сам создавал мир, в котором жил. Мир был низок, а летать хотелось высоко, и Хаим придумал высокий мир, так и не поняв, что понятие высоты существует лишь в его воображении, как и понятие добра и зла — добром он наделил все живое, а зло отдал мертвому, которого на Острове было предостаточно, а если чего недоставало, то воображение Хаима достраивало мертвечину зла.
Присутствие Андрея Хаим ощутил, он Андрея даже увидел, он с Андреем даже обменялся мыслями, а потом попросил уйти, потому что с ходу не смог разобраться, что принес ему Андрей — добро или зло.
— Тебя мама ждет, — подумал Андрей.
— Ждет? — усомнился Хаим и был прав, в мире без времени ожидание теряло смысл.
— Где ты? — спросил Андрей. — Как сюда попал?
— Пришел-прилетел-приполз-явился.
— Иди-лети-ползи за мной.
— Нет, — сказал Хаим неожиданно твердо, и Андрей перестал его ощущать, он оказался вне представлений Хаима о добре и зле; измерения, в которых они существовали, перестали пересекаться, и Андрей вернулся в мир совести, где ему стало страшно, он понимал, что здесь воплощенного зла куда больше, чем того легкого зла, что создавал Хаим на своем Острове, выдержать этого Андрей не мог и ринулся под облака, как в теплую воду бассейна после ледяного воздуха зимней московской улицы…
— Я смогла бы найти Хаима по тем вешкам, что показал Андрюша, — сказала Людмила.
— Думаю, что и я сумел бы, — согласился И.Д.К.
— Я сама, — это была мысль Дины, и все подчинились ей, не задавая вопросов.
Дина ушла по-английски — не попрощавшись.
Этот
Проблема, однако, в том, что среди множества описанных символьных измерений мироздания — «сфирот», в терминологии Кода — попросту нет того, где был обнаружен Хаим. Возможно, его нет сейчас. Возможно, его вообще никогда не было. Возможно, оно только появится — такой вариант не исключен тоже. Поэтому физики (см. дискуссию по проблеме Миньяна в «Физическом сборнике», Израиль-11, год Исхода 201) предпочитают относить эпизод с поисками Хаима к категории артефактов, каких действительно достаточно в вероятностной Вселенной, где количество сфирот определено лишь статистически и меняется с изменением физических условий.
Моя реконструкция основана на знании документа, о котором я упоминал в начале повествования. Я вернусь к этому документу впоследствии, а пока прошу поверить мне на слово — было именно так.
По взаимному согласию — разошлись.
Джоанна и Ричард вернулись к людям, пришедшим на Саграбал за последние сутки — от зари до зари, если называть зарей смену мрака светом. Людмила с Андреем продолжали в излучине реки строить для прибывших поселение, хотя те и сами могли бы справиться с задачей. Йосеф с И.Д.К., решив заняться исследованием планеты с воздуха, сразу же и приступили к выполнению задуманного, а Муса остался на поляне, погруженный в себя, — он продолжал решать задачу, не имевшую в тот момент решения.
И.Д.К. согласился с предложением Йосефа только для того, чтобы чем-то занять мысли и душу, не думать о Дине и не провалиться в трясину страха за нее.
Они поднялись над лесом и увидели сверху лагерь — один из тысячи, — где в зарослях травы-дорожки бродили сотни людей, многие из которых уже вполне освоились и, осознав себя строителями, возводили и уничтожали странные сооружения, ни к чему не приспособленные — разве что служившие доказательством причастности человека к природе этого мира. Среди них бродили и Ричард с Джоанной — старожилы! — объясняя растерявшимся (таких, впрочем, было немного) простые истины Саграбала. Истина первая: этот мир наш, и он нас принял. Истина вторая: в этом мире мы можем все. И третья истина, которая следовала из первых двух: мы еще не знаем своих в этом мире возможностей, и потому нужно быть очень осторожными.
Предостережение казалось излишним — люди были осторожны, в том числе и те, кто на Земле имел характер агрессивный и даже злобный.
Йосеф переместился на сотню километров в сторону поднимавшихся из-за горизонта гор, и И.Д.К. последовал за ним — оба прибегли к телепортации.
Йосеф возник неподалеку, метрах в десяти, и И.Д.К. едва удержался от смеха — очень уж нелепо выглядел Илья Давидович, стоявший в воздухе будто на твердом полу и даже притоптывавший ногой в нетерпении; фалды пиджака болтались, туфли же выглядели полным анахронизмом. Почему-то именно сейчас И.Д.К. пришло в голову, что одежда, которая все еще была на них, стала даже не анахронизмом, а просто бессмыслицей. Стеснялся ли он своего тела? Нет, конечно, так же как ни в малейшей степени не стеснялся своих мыслей, обнаженных по природе своей, не прикрытых с некоторых пор одеждами лжи. Почему, обнажив мысли свои, они до сих пор инстинктивно противились следующему естественному шагу?
Он тебя не любит(?)
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Красная королева
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
рейтинг книги
Возлюби болезнь свою
Научно-образовательная:
психология
рейтинг книги
