Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
вдвоем на отцову половину. Когда они вошли, старик приказал Халимонихе,
чтоб дала поесть, - Глушаки сели ужинать. Евхим, видно, тоже сел за стол;
не сразу пошел на половину, где была, ждала беды Ганна.
Она догадывалась: Евхиму уже рассказали - знает обо всем. Сидит, молча
жует, кипит злобой. Сквозь заколоченную дверь слышала: все молчат - хоть
бы слово промолвили; все задыхаются от злобы, жаждут мщения. Ганна ждала с
тревогой: что же
Но как ты убежишь и куда ты убежишь - мужняя жена!.. Бесполезно все. Все
равно, рано или поздно - не миновать! Все равно... Чего ж она боится -
разве ж не знала, что так будет?.. До слуха дошло: тикают ходики - ровно,
размеренно.
Завыла во дворе слепая собака. Тягуче, долго.
Вот начали подыматься. Евхим вышел. Сейчас сюда войдет. Открылись
двери, твердо затопали сапоги, ближе, ближе.
Ганна сжалась.
Он стал рядом. Минуту молчал, только сопел сердито, тяжко. Но заговорил
как бы спокойно:
– Опять снюхалась? ..
– О чем ето ты?
– будто не поняла Ганна.
– Не знаешь?
Глаза его пронизывали Ганну. Рот был искривлен злобой, ненавистью,
яростью. "Зверь!
– мелькнуло в голове Ганны.
– Убьет!
Насмерть!.." Чувствовала себя слабой, беспомощной, но не выдавала
слабости, старалась держаться так, чтоб не увидел, что она боится... Она и
не боится! Пусть - что будет, то будет! Все равно - рано или поздно!..
Отметила про себя: за дверью свекруха не звякала посудой, липла, видно,
к щелям, старик не подавал голоса: прислушивались, ждали...
– Не знаешь?
– Скажешь, может!..
Евхима взорвало:
– С-сука!
Не успела отшатнуться: Евхимов кулак ударил по челюсти - будто гиря. И
ойкнуть не успела, как свалилась. Закрыла тблько лицо руками. Евхим
яростно, изо всей силы, ударил сапогом - раз, другой: у нее перехватило
дыхание.
"Убьет!.. Ну и пусть!.. Все равно!.."
Евхим и убил бы, может. Избивая, он не только не утолял злобу, а
свирепел еще больше. Свирепел особенно потому, что потаскуха жена хоть бы
голос подала, хоть бы застонала! Не только не просила пощады, а и боли не
выдавала!
Охваченный злобой, Евхим не заметил, что дверь из сеней раскрылась и в
ней появился Степан, которого держала, тянула назад Глушачиха:
– Степанко, не твое... Не вмешивайся...
Но Степан вырвался, бросился к Евхиму, хотел оттянуть от Ганны, только
где там - Евхим толкнул так, что он полетел затылком к печи.
– Не лезь!!!
На помощь
кинулся спереди на Евхима, ударил сына в грудь:
– Стой! Стой, говорю!!
– Тато, отойдите, - на мгновение остановился, прохрипел багровый Евхим,
поводя дикими глазами, готовый броситься, кажется, на отца; но Глушак
вновь ударил его, просипел злобно:
– Дурак! Балбес!
Не давая сыну опомниться, оттолкнул его. Уже когда Евхим, еще весь
трясясь от неутоленной ярости, отошел, сел на лавку, Глушак сердито
попрекнул, как маленького:
– Бей - да знай меру!
Полный обиды за себя и гнева, к Евхиму подступил Степан:
– Ето, ето... За ето знаешь что может быть!!
– Не суй носа!
– В другой раз в милицию заявлю!
– закричал Степан.
– Под суд пойдешь!
В тюрьму!
– Не лезь!
– вскипел Евхим, поднялся с лавки.
– А нет - дак!..
Халимон глянул на Степана, на Евхима, приказал младшему:
– Иди отсюда! Не твое дело!
– Глушак повел взглядом: невестка уже стояла спиной ко всем - немного
согнувшись, держась за бок. То и дело вздрагивала от какой-то внутренней
боли, захлебывалась даже, но молчала. Евхим тоже молчал, еще возбужденный;
неподвижные, в ярости глаза ничего, кажется, не видели. Старик чувствовал,
что в любой момент он может броситься на Ганну снова.
Глушак вывел Евхима на свою половину...
Что-то в боку у Ганны резало так, что захватывало дыхание. Как косою
резало бок. Боль была такая сильная, что терпеть, казалось, было невмочь.
Но она терпела, успокаивала себя: ну вот - все самое страшное случилось.
Дошло уже, дознался, отомстил... Нечего таиться - и бояться нечего!..
В соседней комнате старый Глушак, хоть видел, что Евхим слушать ничего
не желает, не утерпел, упрекнул:
– Говорил я тебе, говорил, когда тебе жениться захотелось! Не туда
шлешь, говорил! Не послушал!.. Умнее батька был! Батько ничего не смыслит!
Батько - дурень!.. Дак вот, попробуй! Сам хотел етого!..
Помолчал, добавил поучительно:
– А только - учи осторожно! В меру! Если хочешь быть целым!..
Евхим ничего не ответил.
6
С этого дня у Глушаков снова вспыхнула война.
Не проходило дня, чтоб Евхим не ругал, не бил Ганну, остервенело,
беспощадно. Как всегда, она переносила эти побои молча - только вишневые
глаза горели упорным, недобрым огнем. Вместе работали Ганна и Евхим в