Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
Прокоп уже стоял, хмуро сжимал волосатой рукой топорище, молчал.
Миканор перебил Рудого:
– Так о чем же спор?
– Да о том, что он не все ветки счищает. Те, что сверху и снизу,
срубает/ а те, которые по бокам, та-скать, обрубать не хочет! Думает,
следовательно, - можно мостить на них другие бревна и слеги. Что,
та-скать, совсем неправильно!
– Почему неправильно?
– Так по ним потом будешь ехать как на пружинах! Подкидывать
Прокоп пренебрежительно сплюнул. Было видно: то, что сказал Рудой, он
считал глупостью, не стоящей внимания.
Миканор стоял между ними и чувствовал, что оба ждут его слова, оба
уверены в своей правоте. Ему никогда не приходилось мостить греблю, но то,
что говорил Рудой, казалось и ему пустой выдумкой. Почему нельзя оставлять
ветви, если с ними деревья будут лучше цепляться одно за другое?
"Жить не может, чтобы не намудрить чего-нибудь!" - подумал он о Рудом.
– Я думаю, что вы, дядько Андрей, напрасно беспокоитесь, - твердо
заявил Миканор.
Рудой загорелся:
– Я - напрасно? Вся новая наука, та-скать, этой мысли придерживается. А
то, что делает Прокоп, это - вредное заблуждение!
Миканор какое-то время работал с ними. Пока он был рядом, оба
сдерживались, но Миканор чувствовал, что, как только он отойдет, споры и
нелады начнутся снова.
Надо было как-то развести их, поставить тут кого-то старшим.
К Андрею у Миканора было больше доверия - работает от души; Прокоп же в
глаза никогда прямо не взглянет, - кажется, таит что-то про себя. И все же
Миканор выбрал старшим Прокопа: этого будут слушаться! Этот наведет
порядок
Еще раньше заметил Миканор, что земля с боков гребли осыпается в
канаву, и подумал, что надо бы сплести и поставить там плетень.
– Работа есть у меня для вас, дядько Андрей, - сказал Рудому.
–
Важнецкая, аккуратная!..
4
Василь был среди тех, кто мостил греблю. Он держался Прокопа и, заметно
было, старался угодить ему. Любо было глядеть, как парень старался. Будто
и не он хотел отвертеться, прислать деда вместо себя. Но вскоре Миканору
бросилось в глаза, что Прокоп сердито взглянул на своего помощника -
Дятлик будто не видел того, что делал. Тут Миканор и понял, - хоть Василь
и суетился возле старика, но не столько помогал ему, сколько мешал. Куда
больше, чем за Прокопом, глаза Василя следили за Ганнои Чернушковои.
Иной раз, кажется, только ее одну и видел.
Хитрил, таился и тут: смотрел исподлобья, воровато, будто боялся, что
кто-то позарится,
то неудержимым любопытством, то нетерпеливым ожиданием. Ждал не напрасно,
нередко она встречалась с ним глазами, веселыми, приветливыми, - и тогда
лицо Василя сияло счастьем. Только миг можно было видеть это счастье, он
тут же опять опасливо опускал голову...
Миканор видел, как насторожился, помрачнел Василь, когда к Ганне,
форсисто поводя плечами, с папироской в зубах, подошел Евхим Глушак, стал
насмешливо говорить чтото, помог нести ольху. Ганна хотела было отнять ее,
но он не отдал с игривой улыбочкой шел рядом, пока ольху не донесли до
Прокопа, до Василя, который и глаз не поднял на них Со смехом пошел Евхим
с Ганнои назад, а Василь, растерянный, волковатый, стал помогать Прокопу
так неудачно, что старика прорвало:
– Ослеп ты, что ли?
Василь ни слова не ответил, не заспешил, только еще больше затаился.
"Ревнивый! Ну и ревнивый!" - подумал Миканор. Он внимательно взглянул на
Ганну, словно хотел угадать, почему к ней так льнут: и Евхим цепляется, и
Василь сохнет по ней. Зайчик и тот не пройдет мимо, чтоб не пошутить.
Хадоська почему-то надулась. Столько беспокойства доставляет одна Чернушка!
"Перевести надо, куда-нибудь подальше. К Сороке, копать землю, что
ли..." - подумал Миканор.
Он больше не забивал себе голову этим. Жил другим - великой, широкой
радостью. Работа все больше спориласьуже чуть не все Курени хлопотали на
гребле и возле нее.
Вскидывались и вскидывались лопаты, чавкала и чавкала жидкая грязь; с
шорохом заметая торф, тянулись за людьми деревья и хворост, поскрипывали
подводы со свежей землей, отрадно желтели все новые холмики, которые
вскоре исчезали, превращались в ровную чистую полосу, которая все
удлинялась и удлинялась.
Тут под ногами была уже не податливая топь, клятаяпереклятая, а
твердый, надежный грунт, под которым чувствовалась приятная прочность
бревен. Перемешанная с песком земля желтела весело, празднично...
Молодые и пожилые, мужчины и женщины, белые и крашеные холщовые
сорочки, кофты, ситцевые платки - когда это было, чтобы столько людей в
Куренях сошлись вместе ради одного, общего дела? Миканор видел - на другой
стороне такие же фигуры, такие же рубашки и платки.
Вот если б собрать всех - и на болото. Да если бы не только из Куреней