Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
хлеба, брусок сала и горсть зеленого лука, положил на разостланный перед
Ганной платок.
Ужинали молчаливые и настороженные, непривычные к такой, будто
семейной, близости. Снимая липкую кожуру с картофелин, Василь хмурил лоб и
всем своим видом показывал, что он совсем не стесняется, что ему известно,
как надлежит в таком случае держаться мужчине, но глаз на
Ганну не подымал и мысленно злился на свои особенно непослушные пальцы.
Только
горячей картошкой, закусывая салом и луком, выбирал из котелка картофелину
за картофелиной. Он первый отодвинулся от котелка.
Вслед за ним вытер руки о штаны и Василь.
– Ешь еще, - сказала Ганна.
– Ты же не наелся.
– Нет, хватит...
– Невкусная, может, картошка?
– Картошка как картошка...
Он действительно не заметил, вкусная или невкусная эта картошка, - не
до того было. Он даже радовался, что этот странный ужин окончился.
Подумал, что сказал, видно, нехорошо, что надо было похвалить. Но хвалить
картошку - это значило хвалить и Ганну, а он никогда в жизни никого не
хвалил, тем более девчат Этого никто из мужчин не делал.
Сдержанно, как и подобает мужчине, Василь поблагодарил.
– Не за что, - ответила Ганна.
Василь встал, посмотрел на синеватое, глубокое, звездами вышитое небо.
– Погода должна быть!..
Он хотел было уже идти к своему возу, но Хведька попросил; - Дядечко,
вы с нами останьтесь!
Василь нерешительно остановился. Ганна поправляла платок, молчала.
Василь бросил на нее настороженный взгляд.
– За Гузом присматривать надо...
Ганна отозвалась:
– Он и отсюда виден...
– Отсюда не так.
Он двинулся было, но Ганна вскинула на него глаза, тихо, испуганно
сказала:
– Я боюсь...
– Чего это?
– Бандиты вдруг объявятся...
Ее искренние слова, просьба поразили его, сразу смягчили гордое мужское
сердце. Такой просьбе он не мог не уступить. Сказал, что останется. Только
прошел к коню, посмотрел, хорошо ли стреножен, взял с воза свитку и
вернулся к костру.
– Василь, - заговорила вдруг Ганна удивительно робко, виновато, - ты,
видно, сердишься.. что я посмеялась...
Про глаза и волосы... что разные..
Василь нахмурился, промолчал.
– Ты не сердись.
– Она призналась: - Будто кто за язык тянет меня -
чтоб тебя зацепить! Но ты не сердись!
Я - не со зла на тебя...
Не хотелось верить услышанному, все ждал, что Ганна выкинет что-нибудь
снова. Но нет, она не засмеялась. Под конец просто удивила Василя, -
покраснел.
– А что глаза такие у тебя - так мне это, по правде, нравится! Таких ни
у кого нет больше! И сам ты - хороший, только вот молчаливый, хмурый.
Словно брезгуешь дезками или боишься их!
– Чего это брезговать или бояться!..
– Ну, так кажется!..
Они помолчали. Ганна стала ладить Хведьке и себе постель. Вскоре она,
обняв одной рукой брата, другой отбиваясь от комаров, лежала возле костра,
а Василь все еще сидел и чересчур внимательно следил за огнем. Было очень
радостно от того, что она сказала о своих насмешках и о его глазах. И уже
не было злости на нее, а только радость - и забота, которая переплеталась
с этой радостью и с которой неизвестно было что делать. Все-таки лечь тут,
возле Ганны, хотя она и просила об этом, было не так просто, неловко.
– Дядечко, а вы чего сидите?
– не выдержал наконец Хведька.
– Не хочется что-то спать.
– А ты ляжь попробуй... Заснешь, может...
– посоветовала Ганна.
Василь взял свитку и стал пристраиваться с другой стороны костра, но
Хведька - вот же зараза!
– попросил:
– Сюда идите, ближе!
Василь, чтобы не подумали чего-нибудь лишнего, - что он боится Ганны,
например, - перенес свитку ближе.
Долго не спалось Василю в эту ночь, такую обыкновенную и -
необыкновенную. С головой укрывшись от комаров, он только прикидывался,
что спит, но сон не шел к нему.
Приоткрывая глаза, Василь из-под свитки видел, как спадало, угасало
пламя, как седели угольки, видел в поредевших сумерках телегу и коня
невдалеке, который время от времени фыркал, видел, как белым озером
стлался вокруг туман.
И все, что он видел, было удивительно согрето близостью Ганны, ее
усталым дыханием, которое он слышал, чем-то теплым, неизъяснимым,
непонятным, что появилось в этот вечер, что стесняло его и от чего млела
переполненная радостным ожиданием грудь.
Но усталость наконец взяла свое.
Проснувшись утром от толчка, Василь увидел над собой Евхима Корча,
возвращавшегося, видимо, с ночных похождений.
– Хитро пристроился, Дятлик!
– подмигнул Евхим.
– Поглядеть - вроде
ворона, а возле девки - не промах!
Василь с опаской взглянул на Ганну - она уже не спала, все слышала, - и
губы его задрожали от гнева:
– Уходи!..
Евхим добродушно усмехнулся:
– Не бойся, не отобью. Такого цвету - по всему свету!