Люди с чистой совестью
Шрифт:
Старик разволновался. Ребята с интересом смотрели на него, но из кольца не выпускали.
– Ты не психуй, папаша, а толком говори, - сказал Намалеванный, чего тебе в лесу надо?
– Чего мне в лесу надо?
– возмутился старик.
– Здоров ты вырос, а у разумного твоего батьки был сын дурак. Ну, сам рассуди, чего людям в такое время в лесу может понадобиться. Кто я такой?
– обратился он к Карпенко.
– Вот я тебе сейчас скажу, кто я такой, - и он сунул ему под нос свою мухобойку.
– Я есть командир партизанского отряда.
Ребята примирительно
– Ну, так сразу бы и сказал, а мы думали... лесник тут один ходит, партизан выслеживает.
– Ишь ты, - тоже идя на перемирие, ответил старик.
– Выходит, у вас тоже разведка действует?
– Постой, - спохватился Цымбал, - а где же, командир, партизаны твоего отряда? Ты чего все один ходишь?
Старик подумал, поковырял каблуком землю и задумчиво переспросил:
– Отряд?.. А вот вы и будете моим отрядом... партизанским, добавил он.
Карпенко свистнул.
– Ну, ладно, дедок, пошли к ребятам, там разберемся. Командиром партизанским я тебя пока не признаю. Проверю, если ты не предатель, тогда живи, топчи землю, хрен с тобой.
– Командиром не признает!
– ворчал себе под нос старик, идя за Карпенко.
– Видал молокососа? Не признает! А если меня на это дело партия назначила, то что - тоже признавать не будешь, а?
– Ладно, ладно, не ворчи, разберемся, - говорил Цымбал, миролюбиво подталкивая старика.
Они подошли к расположившимся под деревьями бойцам и стали разбираться...
С командиром Путивльского партизанского отряда, председателем Путивльского городского совета Сидором Артемьевичем Ковпаком, получилась неприятная история. Отряд был организован до прихода немцев. В лесу заложены были базы. Но немцы пришли раньше, чем их ждали. Ковпак оставался в горсовете до последнего момента. Он организовывал партизанское подполье и ушел из города последним в тот момент, когда в центре города, где заботливым председателем был воздвигнут памятник Ленину, уже стояли немецкие танки. Командир отряда пришел в лес, но отряда там не оказалось. Много дней провел он в лесу один, стараясь найти кого-нибудь из своих партизан. Точного расположения баз он не знал, так как этим делом занимался старый партизан Коренев.
Карпенко и Цымбал не признавали пока его командиром но, убедившись в опытности старика, поверили ему.
Через несколько дней к ним прибрел Коренев. Он оброс бородой, борода была белая, и молодые бойцы, жалея его, говорили:
– Ну куда ему воевать, ведь он на елку годится: Дед Мороз, да и только, - так это прозвище и осталось за Кореневым на все время.
Война застала Коренева в должности директора инкубатора. Тысячами выводил он цыплят, сотнями распределял их по колхозам района, не думая о том, что так скоро придется бросить это мирное занятие.
Дед Мороз показал хлопцам место расположения баз, где находились бочки с ветчиной и вареньем. Понемногу хлопцы убедились в том, что Ковпак действительно командир партизанского отряда. Коренев ходил несколько ночей из села в село, и вскоре отряд был собран.
Их было двадцать восемь человек, вооруженных винтовками. На человека -
Тогда Карпенко вспомнил о нескольких подорванных машинах на дороге. Он рассказал об этом Ковпаку. Они стали искать виновника этих дел. И вот одна связная, которая была бригадиром в местном колхозе и приходила к Ковпаку два раза в неделю, рассказала забавную историю.
В селе Шарповка прижился оставшийся в окружении парнишка. Недалеко от села оказалось минное поле, на него иногда забредали коровы колхозников и взлетали на воздух. Молодой боец, имени которого никто не знал, однажды после такого случая вышел в поле, оглядел его осторожно, понаблюдал, затем умело вынул мину, разрядил ее и оставил в сторонке. Мужики обрадовались:
– Може, парень, договоримся с тобою насчет этих мин?
– А чего ж? Можно!
Сошлись на нескольких пудах муки.
Скоро слух о "сапере" прошел по соседним селам, где тоже были минные поля. Сапер стал принимать подряды, установив норму: пять пудов хлеба за каждый разминированный участок.
Когда связная рассказала об этом Ковпаку, он позвал к себе Карпенко. Они о чем-то пошептались, а ночью нарядили разведчиков с задачей выкрасть из села "сапера". На рассвете его привели в отряд. Молодой парнишка - на вид ему было лет восемнадцать, курносый, с наивными детскими глазами - любопытно оглядывался по сторонам, впервые видя заросших щетиной лесных людей. Ковпак предложил ему остаться в партизанах, на что парень весело ответил:
– А я, дедушка, раньше вашего партизаном стал. Я есть партизан-одиночка. Пять подорванных немецких машин на своей совести имею.
– Какой ты партизан?
– сказал Ковпак.
– Ты спекулянт! Ты с мужиков по пять пудов хлеба за минное поле берешь.
– Так это же днем, за то, что разминирую, а когда обратно минирую дорогу, я ж ничего не беру. А ведь за это и голову потерять можно. Это, брат старичок, бесплатно... А ты говоришь - спекулянт.
Ковпак примирительно ответил:
– Ладно, ты не обижайся, я же тоже не обижаюсь. Вот ты говоришь, что раньше меня стал партизанить, а я, брат, еще с Чапаевым вместе воевал. Как ты думаешь, не обидно мне от такого сопляка, как ты, подобные слова слышать?
Паренек разинул рот от удивления.
– Ну, если с Чапаевым...
– смущенно пробормотал он.
– Бери его под свою команду, Карпенко, - засмеялся Ковпак.
Группа Карпенко к этому времени выросла. В нее посылали всех военнослужащих, прибывших в отряд. Новых людей Карпенко шутя перекрещивал, давал им свои прозвища. Они обычно были так метки, что сразу "прирастали" к новичку, и только под этим партизанским прозвищем человека и знали в отряде.