Люди с чистой совестью
Шрифт:
Партизаны других соединений всегда старались подражать соединению Ковпака. Оно было лучшим не только по своим боевым качествам и отборному составу, но и потому, что своими рейдами всегда открывало новую страницу летописи партизанского движения. Партизаны Ковпака и Руднева ходили дальше всех, они были открывателями нового пространства, они были разведкой партизанского движения Украины, Белоруссии, Польши. А впереди них шел красивый сорокалетний мужчина, с черными жгучими волосами, с черными усами, энергичный и простой, непримиримый и страстный, шел, высоко неся свое мужественное, горящее ненавистью к врагу
Ковпака и Руднева судьба свела еще в годы мирной жизни. Оба участники гражданской войны: Ковпак воевал у Чапаева, гонялся за бандами Махно по степям Украины, а Руднев - тогда еще юноша участвовал в штурме Зимнего дворца.
Мирные годы они провели по-разному. Ковпак работал на хозяйственных, советских и партийных должностях. Война застала его председателем Путивльского городского совета. До этого он был начальником дорожного строительства, и в партизанские времена, в особенно удачные месяцы, когда начштаба Базыма приносил месячную сводку и Ковпак доходил до графы, где указывались погонные метры взорванных и сожженных шоссейных мостов, в штабе воцарялась комическая пауза, и Руднев провозглашал:
– Внимание! Товарищ директор Дорстроя подводит баланс ремонтных работ. Ну как, Сидор, промфинплан выполнил?
– Выполнив, чорты його батькови в печинку, - говорил Ковпак и, нагибаясь над отчетом, ставил внизу свою подпись.
Руднев почти всю жизнь провел в армии. Начав с красноармейца почти мальчишкой, он уже в 1935 году был полковым комиссаром, много работал над своим образованием - общим и военным - и ко времени хасанских событий был уже культурным, высокообразованным кадровым командиром.
Военная выправка, подтянутость, требовательность к себе и подчиненным сочетались у него с задушевностью и знанием солдатской души, быта и нужд.
Впоследствии он работал у себя на родине, в Путивле, председателем совета Осоавиахима. Там они и встретились с Ковпаком.
В начале войны и предгорсовета Ковпак и осоавиахимовец Руднев организовали, каждый в отдельности, партизанский отряд. Оба они были поставлены районными партийными организациями во главе выделенных райкомом групп коммунистов. Большинство первых партизан подбиралось из партийного актива. Было немало участников гражданской войны. Отряд Руднева в областном городе Сумы проходил специальное обучение и в свой Путивльский район попал уже через линию фронта. У Ковпака активистами были Коренев - Дед Мороз, Микола Москаленко; у Руднева - учителя коммунисты Базыма, Пятышкин и другие. Первые недели самостоятельной борьбы показали им необходимость объединиться, и уже на второй месяц оккупации района отряды нашли друг друга. Руднев предложил слить их воедино.
– Ты, Сидор, командуй, а я, по старой памяти, буду комиссаром.
Начальник штаба отряда Руднева, народный учитель Базыма, стал и у Ковпака начальником штаба. Он был памятью отряда, существовавшего уже второй год, и бережно хранил все даты боев и других важных событий.
Помню первое совещание командиров ковпаковского соединения, на котором мне пришлось присутствовать. Шел разбор боя в селе Пигаревке.
В этом бою партизаны разгромили вражеский батальон, но и сами понесли значительные
– Сколько помню, никогда таких потерь не было, - виновато говорил мне Ковпак. Чувствовалось, как тяжела ему эта утрата.
Разбор начался с доклада начштаба, затем выступали командиры. Ковпак, не дожидаясь конца, взял слово. Это была не речь, не выступление, а какой-то особый разговор по душам, разговор страстный и сильный. Кто-то из командиров, анализируя неудачи, говорил о недочетах организации боя.
Ковпак перебил его:
– Недостатки - это наша кровь, трусость - это наша кровь, глупость - тоже кровь наша, товарищи...
– Аудитория стихла.
– Вот ты говоришь, в своих стреляли... Свои стреляли, это верно, ночью все может показаться... Но там совсем не тот недочет... А вот что ты тут нам очки втираешь?
– обратился он к командиру конотопского отряда.
– А ну, говори еще раз...
Командир встал и стал докладывать.
Ковпак слушал внимательно, а затем вскипел:
– От же не люблю брехни... Брехня мне - нож в сердце!
– И, выстукивая рукой с покалеченными пальцами по столу, отчеканивал: Каждый партизанин и партизанка знают, що мы за правду боремся. Я сам это слово каждому в отряде при приеме в мозги вколачиваю... И Сэмэн тоже... Приучать надо людей по правде жить, правду говорить, за правду бороться... А ты...
И снова стали говорить командиры.
Старик слушал внимательно, иногда бросал реплику.
И когда командир конотопцев взял слово и стал поправляться, Ковпак бурчал себе под нос:
– Бреши в одну стежку.
Разговор заканчивал Руднев. Это было, видимо, установившейся традицией. В отличие от Ковпака, он никогда не говорил о явных отрицательных поступках или провинившихся людях. Он просто умалчивал о них, но так, что все видели и чувствовали презрение ко всему, что тянуло нас назад. Он давал понять, что это было для них чуждым... Но в хорошем стремлении люди тоже иногда делают ошибки. Вот это Руднев умел, как никто, подмечать, мягко и настойчиво, вовремя остановить, выправить человека. Помню, именно на этом совещании он сказал:
– Есть люди отважные. Но у них изъян: они делают одолжение Родине и товарищам своей храбростью и борьбой. Борьба с врагом - это твой долг перед Родиной, а храбрость - долг перед твоей совестью. Мы не нищие, и нам не нужны подачки.
Крепко критиковал он безрассудство одного командира, который неправильно повел свой взвод, поставил людей под кинжальный огонь пулеметов, а затем, когда понял свою ошибку, бросился на пулемет и погиб.
– Что же сейчас критиковать, Семен Васильич, - заметил Базыма, мертвых не подымешь...
– Неверно, - сказал комиссар задумчиво.
– Неверно, Григорий Яковлевич. Мертвым тоже не прощают ошибок.
– А почему, я вас спытаю?
– подхватил, оживившись, Ковпак.
– Вот я вам зараз скажу, почему. Чтоб живым не повадно было спотыкаться. Понял? То-то...
Жестокие слова, так мне тогда показалось, но потом я много раз убеждался, как они справедливы.
Вот какими были эти два человека, с которыми судьба свела меня, беспартийного интеллигента, в августе 1942 года. И, сказать по правде, я не в обиде на свою судьбу.