Люди с чистой совестью
Шрифт:
Надо было подобрать раненых. Затем откуда-то прискакал связной. Он кричал на ходу:
– Занимайте оборону на опушке. Приказ командира - не пускать фашистов к лесу.
Но налетевшие в это время самолеты заставили меня залечь. Затем долго не давал подняться миномет, пристрелявшийся по овражку, где я лежал. Немцы вдруг перенесли огонь на Рахув. Когда я опомнился и, оглушенный, поднялся с земли, третьей роты не было вблизи. Она уже достигала леса. Надо было использовать передышку и догнать наших. Бросившись бежать вдоль оврага, я наскочил на раненого.
– Не бросай меня!
– закричал малец дико и пронзительно.
– Молчи!
– шепнул я ему прислушиваясь.
На Дилке слышны были голоса немцев.
– Нет, не замолчу, ты меня бросишь... Застрели меня, - тихонько заскулил раненый.
– Застр-е-ли... тогда уходи...
– Не брошу, - сказал я, отстреливаясь от ползущего к нам нахала автоматчика.
– Нет, бросишь, бросишь!
– капризно, как ребенок, подвывал раненый.
Автоматчики отклонились. Их отрезал огнем своих пулеметов Карпенко.
– Стреляй меня скорее!
– опять от страха заныл малец.
Я сел и взял его за шиворот.
– Ты чего скулишь? Не брошу, слышишь? Есть, понимаешь, совесть у человека... Ну!
– я злобно тряхнул его и выругался.
Парень вскрикнул от боли и затих. Затем успокоенно, глядя в глаза, сказал:
– Вот теперь вижу, что не бросишь. Товарищ дорогой, спасибо...
Я смастерил ему костыль. Мы заковыляли к кустам. Затем переползли к лесу. Карпенко заметил мое отсутствие и послал трех бойцов на розыски. Мы встретились в кустах и догнали роту.
Наскоро окопавшись, наладили связь.
– Справа от нас занял оборону Матющенко. Слева - никого, - весело, словно радуясь этому, доложил Карпенко.
Только сейчас я вспомнил, что батальон Матющенки не проходил по мосту. Значит, перешел вброд. Вскоре подошла вторая рота. Бойцы ее успокоили нас. Ковпак ушел в горы, в лес.
– Матющенко, разгромив станцию, вышел напрямик через Прут, объяснил мне Карпенко.
Прошло несколько часов. По сторонам, как зарницы темной ночью, вспыхивали и гасли перестрелки.
– Темнота обстановки, - говорил мне, зевая, Матющенко.
– Но ясно хотя бы, что фашисты растрепаны?
– ответил я вопросом.
– До вечера, думаешь, не полезут?
– спросил меня вместо ответа Федот Данилович Матющенко.
Я смотрел на его штатский пиджак и карие глаза. Они показались мне даже веселыми.
"Значит, вот на кого можно положиться в беде?"
Вдоль дремавшей цепи третьей роты взад и вперед ходил Карпенко. Странное дело. Не было в бою спокойнее человека. Но вот четыре часа нет врага перед глазами, и он взвинчен, больше того, растерян и зол. Он ходил и думал. То ворчал на своих третьеротцев, то подбадривал их.
Карпенко подошел ко мне, кивнул головой, и мы отошли в сторону.
– Давай уходить из этих мест. Пока
Я не мог понять, шутил или всерьез предложил он мне снова такой ход.
– Немцы перестали нажимать, - говорю я ему.
– Видимо, потери их немалые.
Карпенко что-то хмыкнул в ответ и отошел. Только отдельные выстрелы около догоравших машин говорили о присутствии врага. Может быть, это рвались остатки патронов. Может, озверев, фашисты достреливали наших раненых, оставшихся на поле боя.
Связные и разведчики, разосланные во все стороны, не обнаружили Ковпака. Со мной были только батальон Матющенки, рота Карпенки и несколько разрозненных групп бойцов. К полудню мы решили идти лесом к урочищу Раховец.
Пройдя густым сосновым бором, перевалили через высоту и очутились на пологом склоне. Впереди виднелась равнина. Прут, вырвавшись из теснин Яремчи и Делятина, крутой излучиной замедлял свой голубой бег на восток. Здесь мы с Матющенкой и Карпенкой решили делать дневку.
43
За Делятином Прут, вырвавшись из гор и ущелий, огромной лукой огибает Карпаты. Левый его берег уходит на север холмистыми полями и рощами к Станиславу и Коломые. Справа лесистые горы, нахмурившись, глядят в его голубую муть. Усталые от боя и разомлевшие от еды, наши люди отдыхали.
А в эти же часы у подножия горы Рахув шло совещание штаба генерала Кригера. О нем я узнал позже. Генералу туго пришлось в ту ночь. Он еле ускользнул от третьей роты. На двух легковых машинах и броневичке они успели проскочить через Прут несколькими минутами раньше, чем нас вывел на мост мой проводник в нижнем белье.
Не веря, очевидно, в то, что резервный полк поспеет вовремя, Кригер сразу за мостом свернул в глухие улочки Заречья. Это и спасло его. Он забился на окраину Заречья. Как жаль, что мы не узнали об этом вовремя! После взрыва моста и оставления нами Делятина генерал, в сопровождении двух офицеров штаба и подобранных им на пути отдельных солдат, пробился к полку, ведущему бой.
Вот почему немцы так активизировались после 10 часов утра.
Не знаю, пришел ли на память генералу сошедший с ума хорват-пулеметчик из павеличевского легиона, который на горе Дил вдруг стал стрелять и по партизанам и по своим, пока его не добили прикладом, или генерал вермахта бравировал своей объективностью, но переводчик - фольксдейч, попавший к нам в плен на следующий день, много раз почти дословно повторил рассуждения Кригера.
Когда они прибыли к подножию горы Дил, генерал, уважающий себя "за объективность" мнений, говорил приблизительно следующее:
– Я уже дал шифровку рейхсминистру Гиммлеру с просьбой прислать срочно подкрепление. Анализ обстановки и наша личная встреча с врагом... (Штабные офицеры подтянулись и геройски выпятили грудные карманы мундиров; они старались не смотреть друг на друга, чтобы не вспомнить, как в парадном мундире, при орденах, в высоких ботфортах, но без верхних штанов, их командующий сидел всю ночь в бронемашине.)