Люди с чистой совестью

Вершигора Петр Петрович

К лету 1942 года ковпаковцы вторично вернулись из Брянских лесов в свой Путивльский район. Как буря, пронесся отряд по Путивльщине, Глуховщине, разогнал полицаев, разгромил фашистские гарнизоны. Враг в панике бежал к югу, где на железной дороге Бахмач - Ворожба у него были крупные гарнизоны. С ходу был захвачен Путивль. Сутки хозяйничали ковпаковцы в старинном русском городе, где перед войной их командир был председателем горсовета.

Затем отряд с обозами и ранеными остановился лагерем "дома" - в Спащанском лесу, откуда он впервые и двинулся в рейд в Брянские леса 1 декабря 1941 года. На железную дорогу, по которой к фронту беспрерывным потоком тянулись поезда, ночами уходили десятки диверсионных

групп. Отряд бросил на диверсии лучшие силы. Поэтому задача оставшихся была как можно меньше привлекать внимание противника к своему лагерю. Ковпак в свободные от командирской и штабной работы часы уединялся на реке Клевень. То ли для успокоения нервов, то ли чтобы отдать дань "штатским" довоенным страстям, захватывал удочки. Вдали, за излучиной Сейма, в который впадала Клевень, виднелся на высоком берегу старинный Путивль. Как-то, глядя на него, учитель Базыма дрогнувшим голосом начал тихо читать:

То не кукушка в роще темной

Кукует рано на заре.

В Путивле плачет Ярославна

Зарей на городской стене.

– А що ты думаешь?
– живо отозвался Ковпак.
– Тоже солдатская жона. Така вже ихняя доля. Плакать, когда мужа на бой выряжаешь. Та и той Игорь, хоч и князь, а, видать, был вояка добрый.

– Вот только... напрасно... в плен... сдавался...
– вставил комиссар Руднев.

Он вылечился в отряде благодаря заботам врачей и жены. Не мог только есть горячую и твердую пищу. И говорил пока короткими фразами, передыхая после каждого слова.

– Не пришли... Ворожбы?..
– спросил он Базыму.

– Нет еще. Жду к вечеру...

– От, бачишь, на тому горбочку вона плакала, - показал удилищем Ковпак на крепостные валы Путивля.

– Кто?
– не понял Руднев.

– Та Ярославна ж!..
– ответил Ковпак, насаживая червяка на крючок.

– А я думал, Ковпачиха твоя, - сказал Базыма.

Руднев сжал его плечо. Базыма взглянул, куда показал ему глазами комиссар... и осекся.

Руки старика мелко дрожали. Не попадая на крючок, он отвернул в сторону нахмуренное лицо, шевелил губами...

– Пошли, начштаба, - тихо сказал комиссар.

Ковпак опустил удилище в воду и задумался... Сидел и вспоминал проклятый август месяц памятного сорок первого года... Нет, не плакала старая Ковпачиха, провожая своего мужа в Спащанский лес. Партизанила она с ним... еще в гражданскую, а сейчас понимала, что не может пойти с ним в лес. Годы не те. Понимала, что ни слезой, ничем его не удержишь. Да и не хотела удерживать...

От этих мыслей его отвлек шорох в кустах. Поправив котелок с уловом и нащупав в кармане пистолет, Ковпак, закидывая удочку, быстро взглянул в сторону кустов и усмехнулся. Окружая его со всех сторон, ползли стройной цепью "партизаны" Юркиного отряда. От натуги у многих из них поблескивало под носами, но, боясь выдать себя, они даже не шмыгали.

"Тихо повзуть бисенята". А когда они уже совсем окружили старика, он повернулся через плечо и погрозил пальцем.

– Только "ура" не кричать! Рыбу попугаете. Садись, комиссар! Бери удочку.

Через полчаса Руднев и Базыма, подойдя к реке, застали рыбную ловлю в самом разгаре. Только Юрка сидел печальный. Рыба на удочку Ковпака шла, как по заказу, а на Юркину ничего не попадалось. Сумев отвлечь внимание ребенка, грозный командир зацепил крючком Юркиной удочки рыбешку и закинул ее в воду.

– Тяни, комиссар! Тяни, клюет!

Торжествующий Юрка вытащил рыбу и, забыв всю солидность и престиж, закричал на весь лес:

– Мама, мама! Папа, смотри! Я поймал.

– А что же она за спину зацепилась у тебя?
– засмеялся отец.

– Ладно. Пускай!
– усмехнулся старик.

Базыма и комиссар понимающе переглянулись. А по лесу раздавался

крик Юрки. Он, торжествуя, нес матери свой улов.

Через месяц отряд Ковпака, выполнив задачу, с боями ушел в Брянские леса. Там уже был организован партизанский аэродром. Впервые появилась возможность эвакуировать раненых на Большую землю. После раненых стали отправлять и семьи. Руднев как-то, гладя черноголового Юрку, сказал жене:

– А не отправить ли нам этого маленького человека на Большую землю, Дома? А?

Руднева вздрогнула.

– А как же я?

– И тебя тоже.

– Ни за что, Сеня! Ни за что!..

Но комиссар был настойчив. Через несколько дней Доминикию Даниловну вызвал к себе Ковпак и в форме военного приказа предложил ей отправиться с ближайшим самолетом.

Юрка с матерью улетали. С ними улетали и остальные партизанские семьи. Юркин отряд "на крыльях полка Гризодубовой" перекочевывал на Большую землю.

Попрощавшись на аэродроме с отрядом. Юрка прижался щекой к мокрому усу отца.

– Будь здоров. Расти, партизан. Учись...

И тут Юрка, впервые за все время пребывания в отряде, не выдержал и заплакал.

Он больше никогда не увидел своего отца.

16

С форсированием Днепра и Припяти мы вышли в леса, которые сплошным массивом покрывают северную часть Житомирской и Ровенской областей и идут дальше на север, к южным областям Белоруссии. Сама природа благоприятствовала созданию здесь партизанского края.

Мы двигались днем. Руднев с каждым маршем становился все веселее. Он выскакивал на своей белой лошади в голову колонны, к разведчикам, шутил с ними. Иногда останавливал коня, протягивал руку вперед к дремучему синему лесу, на который мягкими хлопьями ложился белый снег, и шутя декламировал:

...Отсель грозить мы будем шведу,

Здесь будет город заложен,

Назло надменному соседу...

и весело смеялся.

Южная часть бассейна Припяти - болотистая страна, сплошь покрытая лесами. По ней не проходят шоссейные дороги, и здесь почти нет крупных городов. Далеко на западе, прислонившись к этому сплошному массиву, одиноко стоит Ковель. Ближе к востоку - город Сарны. С юго-востока леса - Овруч. Вот и все города этого громадного лесного края, раскинувшегося на сотни километров в бассейне Припяти и ее притоков. Казалось, сама природа выключила его из войны.

Война проходила мимо, лишь изредка напоминая о себе гудением самолета, высоко в небе пролетавшего над этими местами. Но если для современной армии, ведущей маневренную войну, этот край был явно неподходящим, то лучше места для перенесения партизанской базы из Брянских лесов на запад было не найти. Нашим рейдом партизанское движение распространялось на все Правобережье Украины, на западные ее окраины.

Решалась судьба партизанского края, которому суждено было сыграть основную роль в развитии партизанского движения Правобережной Украины. Решалась, но еще не была решена. Все эти гиблые, болотистые места, составлявшие несколько административных районов - Лельчицкий, Ракитянский, Словеченский, Столинский, - по территории равных хорошей области, были объединены немецкими властями в один округ, или по-ихнему гебит. Голова округа - гебитскомиссар - выбрал себе резиденцией районный городишко Лельчицы и находился там под охраной крупной комендатуры жандармерии и батальона полиции. До тех пор, пока мы не разгромим гебитскомиссариат, не может быть и речи о создании партизанского края. Леса были нужны нам только как база, откуда будут совершать лихие набеги партизаны. Тогда нам и в голову не приходило, что Лельчицами мы решали судьбу карпатского рейда Ковпака, судьбу целого ряда крупных партизанских соединений, возникших через полгода-год в Житомирской, Ровенской, Каменец-Подольской областях Украины.