Люди сорок девятого
Шрифт:
Вырвавшись из светового круга, Морган бросил револьвер Рика в снег, чтобы освободить ладонь, и, схватив поводья, погнал лошадку сквозь лес, мгновенно растворившись во тьме. В следующий момент, поняв, что произошло, люди с "Ленивой М" готовы были помчаться следом, но человек на крупном чалом коне, выехавший из тени деревьев остановил их.
– Стойте, - сказал он, сворачивая сигарету трясущимися пальцами.
– Вам не догнать их в темноте.
– Но, мистер Макклахан...
– начал было человек с фонарем, но тот оборвал его, резко дернув плечом так, что просыпал часть табака на землю:
– Я хочу, чтобы со Сван-вэлли было покончено как можно скорее. Пора переходить
Макклахан немного помолчал и, закурив, добавил:
– Я не помню этого парня, но почему-то от одного его вида у меня мурашки по спине бегут, будто кто-то топчется на месте, где меня похоронят... Надо ускорить события. Мне нужна его жизнь. Скажите Линдейлу, и тому, другому - я за ценой не постою.
Конец первой части.
Часть 2
Глава VII. Неприкасаемые.
Они вернулись в город, когда первые робкие лучи нарождающегося дня начали оттеснять мрак в пасти каньонов и глубоких расщелин, на дне которых царит вечный мрак. Солнце разбудило снег, заставив его радостно сверкать в тишине, нарушаемой лишь хрустом ломаемого подковами наста, за ночь покрывшего хрупким панцирем все вокруг. Из многих труб поднимался дым, но людей на улице было мало, и что-то в их лицах не понравилось Моргану: что-то не настоящее, фальшивое. Казалось, все они играют одну и ту же хорошо отрепетированную пьесу под названием: "Ничего вчера не случилось". Женщина устало прикрыла глаза; ей еще понадобятся силы - нечего попусту тратить их на этих людей. У дверей церкви Морган спешился, снял миссис Черрингтон с седла, и они вошли внутрь. Затекшие ноги женщины подгибались, опираясь на стрелка и едва их переставляя, она добрела до задней скамейки, и тяжело опустилась на нее. Преподобный Джозеф Блейк подошел к ним, появившись из дверей своей пристройки, и, опустившись рядом, взял ее руки в свои.
– Мария, - начал он, - вы выглядите очень уставшей. Я видел вас сейчас, вы ехали в седле по-мужски...
– Прошу вас, святой отец, - миссис Черрингтон говорила жестко, - вы же знать, в каких обстоятельствах я оказаться. Я многое видеть эта ночь и просить ответить прямо. Согласитесь ли вы прочитать молитву на похоронах мой муж, если мы находить его тело?
– Дорогая Мария...
– священник явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Вы, я надеюсь, понимаете, что стрелок, погибший в кровавом столкновении с револьвером в руке...
Миссис Черрингтон резко поднялась, выдернув руки из ладоней преподобного Блейка, осекшегося на полуслове, развернулась и пошла к дверям. На пороге она обернулась:
– Я благодарить за сочувствие, - спокойно сказала она и ни один мускул не дрогнул на ее, будто вырезанном из свежей слоновой кости лице.
– Мистер Джуннайт, у нас есть еще много дело.
Она вышла, Морган - за ней; взяв лошадей под уздцы, они медленно пошли вдоль улицы, не говоря друг другу ни слова. Все и так было понятно. Внезапный шум впереди привлек внимание Моргана, и он ускорил свои шаги. Перед дверью под вывеской "Индепендент газет" стоял Оуэн с кипой листов, в испачканных свежей типографской краской руках. Размахивая ими в воздухе, он бросался к прохожим и пытался вручить им эту импровизированную газету.
– Экстренный выпуск!
– надрывался издатель.
–
Люди шарахались от него, как от зачумленного, ни одна рука не потянулась за листком. Морган приблизился, ему в глаза бросилось изможденное посеревшее лицо Оуэна - свидетельство бессонной ночи за наборным столом - и дикий тревожный блеск в зрачках.
– Как дела, издатель?- спросил Джуннайт без всякой иронии.
– Никто не желает знать правду?
Оуэн устало помахал листками в воздухе.
– Экстренный номер!.. А, черт! Возьми хоть ты, стрелок...
Морган машинально взял протянутый ему лист.
– Неплохо по-моему получилось...
– устало признался Оуэн, и стена, разделявшая их, рухнула.
– Но им наплевать. Ничего... Я тут все этими бумажками обклею - весь город белым станет! До Вашингтона дойду!..
– А хотите самые горячие новости!
– воскликнул Морган с внезапно проснувшимся азартом, его глаза загорелись, и вся ярость, накопившаяся за ночь, выплеснулась наружу.
– Так слушайте, если смелости написать хватит! Миссис Черрингтон ночью стучала во все дома, но даже близкие друзья не открыли ей дверь; в поисках тела своего мужа она поехала в Сван-вэлли и услышала, что у ее мужа был в руке револьвер, что он участвовал в драке и место ему на Бут Хилл! То же самое сказали ей на "Ленивой М", а преподобный Блейк отказался читать молитву на похоронах. Напишите все это, Оуэн, если пороху хватит, и отошлите в Вашингтон.
Глаза Оуэна вспыхнули, будто у одержимого.
– Вы правы, эта бумажка (он потряс листовкой перед носом Моргана) - ничто по сравнению с тем, что можно написать! Я подниму такую бурю...
Издатель осекся, пораженный внезапной мыслью.
– Подождите...
– медленно проговорил он, - Значит, все, будто сговорившись, утверждают, что в руке у мистера Черрингтона был револьвер... Но, если это не так, а это не так, потому что я сам видел все из окна, значит, им не нужно, чтобы правда всплыла наружу. Чего они боятся? Расследования? Федералов? Но почему? Надо подумать...
И прижав ко лбу испачканную типографской краской руку с зажатой в ней кипой листов, Оуэн бегом кинулся обратно в редакцию, где склонился над своим рабочим столом, торопливо переворачивая пачки старых газет, полученных из крупных городов восточного побережья.
– Господи...
– повторял он, задыхаясь.
– Господи.. Неужели я близок к разгадке...
Морган стоял, несколько ошарашенный поспешным бегством Оуэна, комкая в руках листовку, когда подошла миссис Черрингтон.
– Что происходить?
– спросила она. Морган покачал головой.
– Ничего особенного. Говорил с Оуэном - он на нашей стороне.
Джуннайт сунул листовку в карман, и они снова пошли, пробираясь между горожан с равнодушными лицами, которых становилось все больше и больше по мере того, как день вступал в свои права, вытесняя нежность и прозрачность зимнего утра.
* * *
Гробовщик - румяный и общительный мужчина, которого не очень любили из-за его ремесла и который поэтому не всегда имел возможность поговорить вволю, был явно огорчен, что его разбудили в такой час и что он не может быть столь же разговорчив, как обычно, из-за непрекращающейся зевоты и закрывающихся на ходу глаз. Он поспешил заверить миссис Черрингтон в своем глубоком сочувствии ее горю.