Люди сороковых годов
Шрифт:
К тому же генерал знал то, о чем другие могли лишь смутно догадываться: проявляя выдержку, советское командование в сложнейшей обстановке немецкого наступления скрытно и умело сосредоточивало под Москвой новые армии, которые вот-вот должны были все перевернуть вверх дном и положить начало разгрому фашистских армий, уже истекавших кровью на подступах к Москве.
Может быть, именно поэтому генерал, невзирая на смертельную усталость, выглядел в эти дни бодро. Именно поэтому он так жадно читал каждое донесение из батальонов, которое могло дать хоть какое-нибудь представление о том, как настроен
– У нас было совсем немного сил, - рассказывал мне впоследствии Катуков.
– Две недели непрерывных оборонительных боев сделали свое дело. Но я чувствовал, - понимаете, как-то физически ощущал, - что у гитлеровцев дела обстоят немногим лучше. Знаете, как говорят теперь наши бойцы: "Не тот фашист пошел. Скучный фашист, вялый". Правда, они еще наступали, а мы отступали.
Но уже чувствовалось, что назревают какие-то новости. Надо вам сказать, что в нашем деле, как и в любом другом, великую роль играет психология. Ее надо обязательно учитывать в военных замыслах. Ну, и вот мы с комиссаром подметили нечто весьма любопытное. Было это, по-моему, у Надовражино...
И генерал начал подробно рассказывать об этой операции, которая принадлежала к числу особенно любимых им.
* * *
За несколько дней до начала наступления частей Красной Армии, в самом начале декабря, генералу донесли об удивительном происшествии: в районе станции Бакеево три гвардейских танка неожиданно обнаружили существенное ослабление боеспособности противника.
Дело было так. Бригада Катукова оборонялась на рубеже Жилино Горетовка - Брехово близ Пятницкого шоссе. Левее по линии Бакеево Надовражино - Шеметково - Нефедьево держала оборону наша 18-я стрелковая дивизия. Гитлеровцы нанесли удар по правому флангу полка, оборонявшего Бакеево, и он отошел на опушку леса в километре восточнее этой станции.
Как раз в это время гвардейцы получили из ремонта несколько танков Т-34, и Катуков послал три машины под командованием лейтенанта Михаила Попова на выручку пехоте. Они подоспели в критический момент: колонна гитлеровских танков и автомашин уже вышла из Бакеева по дороге, ведущей к Пятницкому шоссе. Фашисты теперь не ожидали встретить существенного сопротивления и двигались беспечно.
Уже стемнело. Попов подпустил немецкие танки на близкую дистанцию, и все три "тридцатьчетверки" открыли по противнику ураганный огонь. Четыре вражеских танка и несколько автомашин с пехотой были уничтожены, остальные круто развернулись и ушли без боя в Бакеево. Не давая врагу передышки, наши танкисты вместе с пехотой на рассвете атаковали станцию. Гитлеровцы опять были застигнуты врасплох. Они в панике бежали в сторону села Еремеево, бросив немало вооружения и имущества. На поле боя осталось много убитых и раненых гитлеровцев. В этом бою лейтенант Попов и его товарищи уничтожили еще пять танков, не понеся при этом никаких потерь.
Генерал потом рассказывал мне:
– Нас этот странный, необычный случай очень заинтересовал. Помню, мы с комиссаром голову ломали: что бы это могло означать? Сначала подумали, что на этом участке оказался какой-то трусливый сброд, только что прибывший на фронт, - с резервами у гитлеровцев было уже туговато, и они бросали маршевые батальоны в бой,
Но о провокации не могло быть и речи: ведь гитлеровцы в этой схватке понесли большие потери и не получили никаких тактических выгод. Значит, действительно на психике немецкого солдата начали сказываться переутомление и истощение всех физических и моральных сил. Отсюда следовало, что время для активных наступательных операций наступило.
Катуков все же решил еще раз себя проверить. Для этого требовалось как следует тряхнуть какую-нибудь гитлеровскую часть и посмотреть, что из этого выйдет.
Танкисты в те дни обороняли отдельными засадами восемнадцатикилометровый участок фронта, прикрывая фланг армии. Тем не менее Катуков, когда его попросил о помощи командир 371-й стрелковой дивизии генерал-майор Ф. В. Чернышев, решил пойти на риск: первого декабря он снял с фронта семь машин, свел их в единый бронированный кулак и сосредоточил для удара по немецкому тылу в районе села Надовражино. Операция была поручена лихому лейтенанту К. Самохину, тому самому, который когда-то в Скирманове забрасывал ручными гранатами из люка танка немецкие блиндажи.
Операция была тщательно подготовлена. Разведчики нашли тайные лесные тропы. Техники идеально подготовили материальную часть. Сами танкисты внимательно изучили по карте местность, на которой им предстояло действовать, и продумали свой маневр. Генерал и начальник штаба обстоятельно проинструктировали их. И вот глухой зимней ночью семь танков Самохина углубились в лес и начали пробираться к селу Надовражино, превращенному гитлеровцами в опорный пункт. Оказалось, что как раз в этот час здесь остановилась немецкая колонна - 10 танков, 40 автомобилей, много пехоты, отряд мотоциклистов.
На полном газу танки Самохина ворвались в село, стреляя из всех орудий и пулеметов. Что произошло дальше, описать трудно. "Пожар в кабаке с музыкой и танцами", - сказал мне Самохин, описывая операцию, когда мы впоследствии встретились с ним в "пещере Лейхтвейса" - в селе Ивановское за Волоколамском. Его молодцы дважды промчались по улицам, оставляя за собой какое-то месиво: достаточно прикосновений гусеницы тяжелого танка, чтобы любой автомобиль, не говоря уже о его содержимом, превратился в гладкий металлический блин.
Расстреляв три немецких танка, уничтожив сорок автомобилей, пятьдесят мотоциклов и около роты пехоты, танкисты Самохина так же стремительно вылетели из деревни, как и влетели в нее. На этом можно было бы считать инцидент исчерпанным, если бы Самохин не заметил, что из лесу выходят две немецкие танковые колонны, спешащие на выстрелы. Одна колонна подходила к селу с одного конца, вторая - с другого. Их водители плохо отдавали себе отчет в том, что произошло в селе.
– Вот тут-то мой Самохин и показал им, что такое военная хитрость, часто повторял, мягко улыбаясь, генерал Катуков, - артистический маневр!..