Люди сороковых годов
Шрифт:
1-й танковый корпус теперь размещался по фронту от села Сухая Верейка до правого берега Дона. В подчинение Катукову передавалась 4-я отдельная стрелковая бригада Гаранина. Правее располагались части 13-й общевойсковой армии.
Трудный день в Юдине
Всего этого, повторяю, мы не знали и знать не могли. Когда утром 5 июля мы проснулись и в отличном настроении духа направились в штаб, мы нашли там весьма озабоченных людей. В новые планы, разрабатывавшиеся ночью в штабе, нас, разумеется, не посвятили, но быстро, в нескольких словах, нам сообщили о том, что происходит на участке фронта, где сражался корпус: около полка гитлеровцев выдвигается в направлении Мишино; противник возобновляет наступление на Огрызово.
В политотделе у товарища Деревянкина настроение было подавленное: только что на участке Бурды погиб ветеран 1-й гвардейской танковой бригады мужественный офицер Новиков. Он ходил в бой в танке. Его машина и несколько других были подбиты немецкой противотанковой артиллерией и остались во ржи, в ста пятидесяти метрах от огневых позиций гитлеровских артиллеристов. Мне довелось отправиться на командный пункт Александра Бурды на машине покойного Новикова в сопровождении его бывшего ординарца. Всю дорогу он говорил о своем командире, рассказывал о нем, как о живом человеке, - было трудно представить, что теперь всегда придется говорить о Новикове в прошедшем времени: "Он был"...
– Он такой храбрый, смелый, - без конца повторял ординарец.
– В бою никогда не ляжет, всегда - в рост. Вот два дня назад мы с ним на передовую ездили, так я страху набрался - трудна очень было, а он - хоть бы что. Мне сапог осколком порвало, а его ни разу не царапнуло... А вот сегодня оставил его одного, и смотрите, что получилось, - горестно заключил ординарец, словно это он был виноват, что Новиков теперь никогда уже не сможет пойти в атаку.
Но вот мы и у цели: лощина, речка, яблоневые сады. Здесь когда-то была деревня Юдино. От нее не осталось даже печных труб, но в сводках эта лощина все еще фигурирует как населенный пункт: "танковый батальон майора Бурды обороняет деревню Юдино". Среди развесистых яблонь - группа отлично замаскированных танков и небольшой штабной автобус.
Передний край пока проходит за отлогой высотой, встающей на юге лощины. Оттуда доносится несмолкающий гул. Укрывшись под раскинутой плащ-палаткой - с утра опять моросит надоедливый, холодный не по сезону дождь, - телефонист поддерживает непрерывную связь с соседями. Рядом на грузовике - походная радиостанция. Молодой радист слушает эфир, ловит голоса боя.
Майор Бурда только что кончил бриться. Он аккуратно расправляет складки своей гимнастерки. На груди поблескивают два ордена - майор надел их на случай трудного боя. Лицо его совершенно невозмутимо, словно он на обычном учении. Между тем обстановка весьма серьезная, последнее сообщение из соседнего танкового батальона, которым командует Бойко, гласит: Противник вводит в действие все больше артиллерии. Усиливается нажим пехоты. Из Алексеевпи движутся двенадцать немецких танков. Мы отошли в Бол. Ивановку.
А вот опять примчался с переднего края, от пехотинцев, разведчик с новым донесением: гитлеровцы атакуют высоту. Их силы во много раз превосходят наши. Нужна немедленная помощь. Бурда отдает короткий приказ, и шесть грозных танков, вихрем вырываясь из засад, устремляются вперед. Это пошла в бой танковая рота старшего лейтенанта Педченко: четыре Т-34, два Т-60. На одной из "тридцатьчетверок" мой старый друг Капотов, а я так хотел с ним потолковать. Придется ждать, пока он вернется. Засекаю время: 9 часов 40 минут утра. Все ли машины выйдут из боя невредимыми? И когда? К сожалению, на этих танках нет радиопередатчиков. Поэтому мы ничего не узнаем об их судьбе, пока они не вернутся... Вот они нырнули в ручей, и столбы радужных брызг поднялись к небу. Вот они вошли в рожь и устремились вперед, как броненосцы, плывущие по широкому морю. Вскоре
Из-за высоты доносятся сухие и злые удары танковых пушек. Танки вступили в бой.
На командном пункте тишина. Ждут новых сводок. От Бойко передают: "На высоте 230,3 обнаружено девять немецких противотанковых орудий". Майор негромко говорит:
– Ни разу не видел у немцев столько артиллерии, сколько они сейчас вводят в бой. Научились, значит, ценить наши танки. Ничего! Мы еще больше набьем себе цену...
Дождь усиливается. Бой немного утих. Усталый майор начинает дремать. Заскалько, заместитель Бурды, вполголоса рассказывает мне, как долго и безуспешно искали тело Любушкина после боя на Опытном поле. Его обгорелый танк стоял в восьмидесяти метрах от насыпи железной дороги, занятой фашистами. Туда поползли вызвавшиеся добровольцами посыльный Абдурахманов и повар, его фамилии Заскалько не помнит. Они с величайшими предосторожностями, скрытно подобрались к танку и влезли в него. Но внутри все сгорело дотла. Под машиной нашли спекшиеся свинец и олово - все расплавилось, такой был сильный жар. От людей остался только пепел. Подобрали обгорелый наган Любушкина, он пережил своего хозяина, но теперь, конечно, стрелять из него уже невозможно...
Вспоминаем подмосковные бои, вспоминаем Скирманово, где и Заскалько горел, - у него на лице до сих пор следы ожогов. Многих недосчитывает бригада с той поры. Но боевые традиции ее живы, и молодежь дерется не хуже прославленных "стариков", которых уже нет в строю: Лавриненко, Любушкина и других.
Время около трех часов пополудни... Бой приближается. Явственно слышны длинные истерические очереди пулеметов, без передышки бьют автоматы. Особенно сильно нарастает огонь слева на участке 2-го танкового батальона. Приходит донесение: западнее деревни гитлеровцы выбросили семнадцать танков и полк пехоты, рассчитывая нанести удар по флангу. Командир 2-го батальона Бойко бьет их короткими жесткими ударами. Он сообщает Бурде по телефону: гитлеровцы откатываются. Но сразу же огонь усиливается на самом гребне высоты, что перед нами - мы отлично видим, как немецкие снаряды и мины рвутся в километре отсюда.
Майор подзывает молодого щеголеватого танкиста с испанскими бачками. Это Леонид Лехман{30}, лихой лейтенант, о котором говорят, что его можно послать на разведку хоть в пекло, - он вернется невредимым да еще прихватит "языка" из армии Вельзевула.
– Поезжайте к высоте... Нужно знать, что делают сейчас наши шесть танков. Разведайте и немедленно возвращайтесь.
Лехман повторяет приказание, отдает честь, поворачивается. Через минуту он в машине.
К майору подходит повар, плечистый сибиряк Пинегин.
– Нельзя же так, товарищ майор! Генерал приказал кушать, - говорит повар, по-видимому, уже не в первый раз. Майор раздраженно машет рукой:
– Ну ладно, тащи.
Обрадованный повар несет кастрюлю с макаронами, согретыми на костре, банки с консервами, хлеб. Здесь же, под яблоней, командиры наскоро закусывают, не отводя глаз от гребня вершины. Но Бурда ни к чему не притрагивается, он ждет результатов разведки. И вот уже слышен знакомый рев танка. Майор выскакивает и бежит навстречу машине Лехмана. Вот она останавливается. На башне видны свежие следы осколков, но танк невредим. Открывается люк, выскакивает Лехман. Он мрачно докладывает:
– Товарищ майор, танк Капотова подбит. Я видел, как возле него копошились немцы. Мы хотели подойти, артиллерия не подпустила. Во ржи противотанковые пушки. Мы их помяли малость, но танк Капотова увести не удалось. Остальные машины ведут бой...
Танк Капотова подбит!.. Тяжелая весть. Даже эти бывалые воины потрясены. Майор отказывается поверить, тихо повторяет:
– Капотов? Капотов? Да не может быть...
Но бой есть бой. Подавляя свое волнение, он произносит официально: