Люди сороковых годов
Шрифт:
Все-таки в штабе у Катукова невесело. Генерал бродит по хате с каменным лицом, пока офицеры торопливо укладывают документы в ящики: сегодня ночью переезжаем на новый участок. Я понимаю, что у него горько на душе: тяжело видеть, как прекрасно сколоченные для массированного контрудара соединения расходуются в боях, что называется, в розницу{31}.
Вначале корпус ввели в бой южнее Ливен - на Опытном поле. Понесли большие потери под ударами авиации - прикрыть танки с воздуха было нечем, а приказ был - драться во что бы то ни стало. Гитлеровцев на этом участке остановили, но тут же, южнее, образовалась новая, еще большая дыра, и они ринулись на восток.
Потом задумали эффективные клещи
Сегодня с утра 88-я и 385-я немецкие пехотные дивизии перешли в наступление почти без танков, но с огромным количеством артиллерии в своих боевых порядках. Вначале в штабе на это известие реагировали спокойно, и Катуков сказал мне, когда я уезжал к Бурде:
– Корячатся две немецкие дивизии. Но мы их положим на землю.
К вечеру гитлеровцев действительно остановили. Но какой дорогой ценой! Танковая гвардия потеряла лучших из лучших своих людей, не говоря уже о потерях в технике. К вечеру, чтобы решить судьбу сражения, пришлось ввести в бой последний резерв генерала и реактивные минометы....
Это поездка дает мне очень многое. Я начинаю еще лучше, чем в прошлом году, понимать цену, какую мы вынуждены платить за каждую деревню, за каждый ручей, за каждую высоту. Ведь вокруг меня не какие-то отвлеченные тактические единицы, а живые, ставшие мне близкими, почти родными, люди. Вот сейчас пишу и вижу перед собой тронутое застенчивой улыбкой открытое лицо юного романтика из Подмосковья Капотова, с которым мы так подружились. Он не вернулся в Юдино, и мы, наверное, уже никогда его не увидим. А Новиков? А Любушкин? А десятки других ветеранов 1-й гвардейской?..
Танковые корпуса бросались в бой на разных направлениях, без необходимой связи с общевойсковыми армиями, без должного прикрытия пехотными и авиационными средствами. Не была обеспечена поддержка артиллерией и минометами. Не было штурмовой авиации. Враг бомбил боевые порядки танковых корпусов беспрерывно - его бомбардировщики налетали волна за волной, по 75-80 самолетов. Наши танковые части буквально горели в огне.
И еще: больно, невыносимо больно отступать хоть на шаг во второй раз. И видеть искаженные болью лица колхозников, которых мы вторично покидаем, снова отходя на восток.
Да, поистине тяжка школа войны, которую мы проходим в эти дни. Сомнений нет: советские солдаты, офицеры и генералы - способные ученики, и не за горами то время, когда гитлеровцы почувствуют в полной мере силу ударов нашего Человека в Броне. Впрочем, и сейчас наши удары весьма чувствительны: 385-я немецкая пехотная дивизия за эти дни потеряла уже 60 процентов своего состава...
Много лет спустя в замечательной книге Маршала Советского Союза А. М. Василевского "Дело всей жизни" я прочел такие мужественные и правдивые строки, посвященные анализу трудностей, возникших в июле 1942 года на Брянском фронте: "Тех сил и средств, которыми он (т. е. Брянский фронт. Ю. Ж.) располагал, было достаточно не только для того, чтобы отразить начавшееся наступление врага на Курско-Воронежском направлении, но и вообще разбить действовавшие здесь войска Вейхса. И
Да, танкистам предстояло еще многому научиться. Боевой опыт давался дорогой ценой. Но сулил он советским танковым войскам поистине блестящее будущее...
Два немца
К утру шестого июля мы завершили трудный ночной переезд по невероятно вязким черноземным проселкам, раскисшим от дождей, к месту нового расположения штаба 1-го танкового корпуса. В дороге потеряли цепь, которая помогала нашему многострадальному пикапу бороться с грязью, и теперь не столько ехали, сколько тащили на себе машину, невероятно мокрые и грязные. А вокруг бессильно жужжали, словно мухи, влипшие в клейкую бумагу, сотни других автомобилей. Окончательно обессилев, мы приткнулись к какой-то избе и часок поспали в кузове пикапа.
Нас разбудило яркое солнце, наконец-то июль напомнил о себе. Я поспешил узнать, чем закончился бой у Юдина. Оказывается, в 4 часа утра, пока мы ползли на своем пикапе по шоссе, гитлеровцы захватили эту деревню, или, вернее, то место, на котором она когда-то стояла. Однако танкисты Бурды тотчас же выбили их оттуда. Сейчас все утихло. Разведчики намекнули нам, что теперь надо ждать больших событий на новом участке, где сосредоточиваются наши танковые соединения для контрудара по левому флангу гитлеровцев, прорвавшихся к Воронежу.
В еще не тронутой войной деревне, куда перебрался штаб корпуса, царило идиллическое спокойствие. Цвел жасмин, пели птицы, мычали коровы. Люди были заняты своими извечными крестьянскими делами, хотя и чувствовалось, что их тревожило прибытие с запада такого большого числа военных: уж не новое ли это отступление?
Нет, на этом участке не могло быть и речи об отступлении, он был надежно прикрыт броневым щитом. Но южнее и юго-западнее обстановка продолжала осложняться.
Гитлеровцы бросили в наступление не только собственные войска, но и армии своих сателлитов. В дело был пущен и неприкосновенный фонд германского командования - резервные кадровые дивизии, которые до этого тщательно сберегались в глубоком немецком тылу на крайний случай.
Германские генералы никогда не отличались излишним человеколюбием по отношению к своим солдатам. Сейчас же они действовали с предельной жестокостью: построив дивизии в затылок друг другу, гнали их вперед. Дивизии таяли в течение немногих часов. Но на смену им появлялись новые и новые. Решив любой ценой прорвать фронт, германский штаб не жалел для этого ни людей, ни техники. Ведь второго фронта все еще не было!
Естественно, нас, военных журналистов, в эти дни особенно интересовали пленные немцы. Хотелось узнать, что думают эти люди, как отразилось пережитое на их психологии, что кроется под твердой скорлупой знаменитой немецкой дисциплины.