Люди войны
Шрифт:
Садимся, ежимся, укладываем паспорта обратно в сумки. Россия - за спиной, что впереди? Там Витя, он уже на связи, он знает, что теперь мы - скоро.
– Вам уже рыбу жарят, Виктор Александрович заказал, - сообщает мне Павел.
– Надо бы где-то купить то, что Виктор называет "вискарем", - говорю Павлу, - он просил меня взять "вискаря" на границе, но не объяснил, что имеет ввиду под этим словом. "Вискарь" - это виски?
– Да, сейчас заскочим в дьюти-фри.
Мы подъезжаем к большому зданию-складу, над которым огромными буквами написано "Дьюти-фри". Ряды товаров, ряды продуктов,
Павел сказал, что он сам "вискарь" не пьет, но если брать, то лучше тот, что пахнет медом.
– Какой из них имеет привкус меда?
– спрашиваю продавца, расторопного паренька лет двадцати.
Паренек начал говорить про солод, вереск, травы, ароматы, послевкусия. Нам пришлось его остановить, так как Павел спешил: "Покажи, какой тебе нравится, и мы поедем дальше". Паренек уверенно показал на бутылку, похожую на круглую колбу с высоким горлышком, в котором виднелся желтый напиток. "Это не сухое вино?", - спросил я, потому что округлые бока бутылки намекали на что-то мягкое и женское, далекое от крепкого напитка. Продавец решительно мотнул головой в знак того, что никогда не может спутать виски с "сухарем". Но, на всякий случай, американского "Джека" в квадратной черной бутылке мы тоже прихватили за "горло" и кинули в пакет. Платим рублями, около двух тысяч, теперь - вперед, к рукопожатиям, последняя преграда позади.
В поселке Павел притормозил у кафе с надписью "Ксюша".
– Ужин будет здесь, - показал он на крыльцо и дверь, - это моё кафе, вернее, моей супруги, она - хозяйка.
– Вашу супругу зовут Ксюша?
– Это старое название, мы, когда кафе купили, название решили не менять, тут все привыкли: "Ксюша" - это центр приморской жизни.
На площадке перед кафе стояли лишь пеньки, а столики и лавочки скрывались под деревьями с остатками прошлогодних жухлых листьев на полуголых ветвях. Вокруг - ни души. Пусто, как на дороге, пусто, как на улицах, по которым мы ехали.
– А где приморская жизнь?
– спрашиваю Павла.
– Жизнь - летом, - он включил передачу и поехал к фигуре человека, появившегося на дороге.
Когда поравнялись, Павел выскочил и доложил "фигуре" в пятнистой форме: "Привез!". Я понял, что это Виктор Скрипченко, - человек, о котором я много слышал и читал, но которого видел первый раз в жизни.
Он провел меня в калитку мимо часового, затем между домиками с белыми ангелочками в нишах стен, вдоль полуголых нимф и граций у замерзшего бассейна, показал на ажурную металлическую лестницу, корректируя движение: "Сюда", на одну из двух дверей: " В эту", завел в комнату: "Здесь будем жить, снимай пальто, переодевайся". "Зачем?", - не понял я его. "Снимай штаны, примерь вот эти", - он подал мне пятнистые брюки, и я понял, что надо просто выполнять то, о чем он просит.
Выходим опять на улицу мимо часового, над нами уже светят звезды - яркие, как крошечный фонарик в руке у Виктора. Мы оба в военных бушлатах и соответствующих штанах. Сворачиваем к "Ксюше".
–
– Оно принадлежит Галке, а Галка - жена Павла, - объясняет мне Виктор расклад в вопросах собственности.
– Павел согласился меня везти, чтобы я стал клиентом его кафе и у него поужинал?
– Не, всё закрутилось с другого конца, - продолжает объяснять Виктор, - я попросил Павла сгонять за тобой, а Галка предложила покормить нас и пожарить нам рыбу.
– А кто Сережа, что покупал в дороге маску сварщика?
– Детский друг Павла. Я его не знаю. Он сварщик, говоришь? Запомним, пригодится.
Входим в кафе, он ставит пакет на стол, в нем одна бутылка, но какая, круглая или квадратная? Я как этот пакет ему вручил, больше в него не заглядывал.
Достает: квадратная. Не зря я в круглых сомневался.
Американец "Джек", мы наконец-то встретились: я, ты, и Скрипа на волне "Амура". Ну, понеслось!
Воспоминания кружатся, как сны в постели после встречи с "Ксюшей". Ни разу не пришлось увидеть её снова. Может, увижу летом, в разгар приморской жизни?
КРЫШКА
Лежим наутро в роли отдыхающих пансионата "Александрия" в двуспальном номере. Скрипа на одной кровати, я на другой. Под красными шерстяными одеялами, но без простыней. В углах матрасов - стопки постельного белья, что мы давеча забыли расстелить.
– Есть хочешь?
– спросил Виктор, когда заметил, что я пошевелился.
– Нет.
– Спим дальше, - он замолчал.
Слышу: стук в дверь. "Иду!", - кричит громко мой сосед, откидывает одеяло и бежит без тапочек в коридор нашего гостиничного номера. Возвращается, бухается на кровать и вновь натягивает на себя одеяло. "Спи, спи", - советует мне и опять замолкает.
В комнате появляется пожилой дядя в военной форме, я замечаю, что у него круглая голова и усики, после этого закрываю глаза.
Вроде, шуршит пакетами, потом, кажется, открыл краны в душевой кабине и пустил воду. Вот, у спинки кровати топчется, где стоит тумбочка и на ней электроплитка.
Виктор похрапывает, я, похоже, сейчас отключусь вновь после дороги дальней и встречи задушевной. Сплю, но слышу побрякивание какое-то. Не звон, не тиканье, ни тарахтенье, а глухое такое: динь-тинь, динь-тинь. "Серега!
– кричит проснувшийся "отдыхающий" с соседней кровати, - Сними крышку с катрюльки, она, блин, прыгает, как ты под градом!".
В комнате снова бродит пожилой солдат с усиками и оправдывается: "Новостями зачитался на твоем компе, сейчас проверим, о, сварилась. Вставайте, будем завтракать, картошечка готова".
Встаем в пару и ароматах картофельного кипятка. А что, неплохо бы её горяченькую с кусочком сала и крепким чаем с утреца "намять"! Включаем чайник, умываемся - и наша жизнь уже парит и закипает.
За столом Виктор представляет мне утреннего гостя: "Мой детский друг, мы оба из Хабаровска, зовут - Серега". После этого представляет меня детскому другу: "Из Тюмени, он там рядом жил, спортсмен".