Люди войны
Шрифт:
Для Виктора Скрипченко в "афгане" судьба оставила проход сквозь минные поля.
Возвращается, уже из Чарджоу отослал родным телеграмму: "Скоро буду". Позади перевал Сатэ-Кандав, операция "Магистраль", бои между Гардезом и Хостом, всё позади - и ребята в роте, и командир полка Валерий Востротин, и радость, что выжили, и горе, что многих потеряли.
Сначала встреча в Хабаровске, отец, мама, жена, друзья - совсем другая жизнь, и она прекрасна. Но надо обязательно повидать деда - он ждал и ждет. Поехали к нему в город Вяземский, 120 километров
Виктор хотел отправиться в гражданской одежде, по которой так долго скучал, и которая теперь так радовала отсутствием подсумков и карманов для боеприпасов. Но родители настояли: надень военное, парадное - деду понравится.
Приехали, накрытый стол, полна горница знакомых и родных. Выпили, закусили, разговоры, застольный шум, дед - не особо разговорчив и, можно сказать, даже чем-то недоволен. Глянул на его парадную форму, естественно, заметил орден и медали, но чего-то особой радости по поводу наград не высказал.
И вот в разгар застолья дед громко, на всю горницу приказывает: "Ну-ка выйдите все из комнаты, мне с ним надо поговорить наедине". Ослушаться никто не вправе, слово деда - закон. Вышли.
Дед сидит на стуле за столом, Виктор, по военной привычке, встал, как положено перед командиром.
– За кровь?
– показывает дед пальцем на орден.
– За кровь, - отвечает внук.
– Был ранен?
– Был.
– Сколько раз?
– Два.
– Куда?
– Первый раз осколками в ногу и руку, второй раз - в ногу выстрелом из гранатомета.
– Почему домой не отправили?
– Походил с палочкой, выздоровел. Потом ребята приварили сиденье к броне, я на нем сидел, когда рота двигалась.
– Ну, и как, понравилась война?
– Не особенно.
– Дурак, это время будешь вспоминать, как самое лучшее, что у тебя было в жизни.
И дед разрешил продолжить застолье: награды заслужили право на то, чтобы их "обмыть".
– Суровым человеком был ваш дедушка, - сказал я Виктору, когда он мне рассказал про эту "проверку" один на один у накрытого стола.
– Но он был прав, хотя тогда я этого не понял.
– Расскажите еще о дедушке, как его звали?
– Николай Петрович Скрипченко, дед Николай, так звали его все в моей семье. Если я о нем расскажу, ты мне не поверишь.
– Поверю.
– Я его помню лет с трех. Помню, сижу у ручейка в ограде, пытаюсь пустить по воде кораблик - палочку или щепку. Он идет мимо, остановился, взял кусок толстой доски, топориком тюк-тюк по ней, и получился красивый корабль. На, играй. У меня по ручью плывет не щепка, а настоящий крейсер. Мастер он был, краснодеревщик.
Помню, что дед не любил ходить по гостям и в дом в гости никого не приглашал, только четырех своих друзей. Они всегда сидели впятером отдельно - без посторонних, без женщин. Сидят, о чем-то говорят, на улице народ какой-нибудь праздник отмечает, все ходят друг к другу, песни поют, а эти - впятером, во дворе, и никто им не нужен.
– Почему?
– прервал я Виктора, не утерпев
– Я тоже, когда подрос, начал спрашивать дедулю, почему? Но ответил он мне, когда я сам войну прошел. Понимаешь, у него, у всей этой пятерки мужиков была совершенно необычная история службы на войне. Забирали их еще до войны, все пятеро - с одной улицы. Все пятеро попали на линкор "Марат", в 41-м этот линкор стоял под Ленинградом. Из матросов сформировали морскую пехоту и - в окопы, защищать город. Мой дед был корабельным связистом, попал в взвод связи.
Тогда было много слухов, что передовые отряды немцев переодеваются в нашу форму, двигаются, например, к мосту, разоружают охрану, захватывают и открывают путь для остальных частей. Его роту поставили охранять один из таких мостов от действий диверсионных групп. Идет колонна, командирам показалось, что это диверсанты, мол, колонна подозрительно организованно подъезжает к мосту. Дали команду открыть огонь, морпехи открыли, а оказалось, что это были свои.
Естественно, начали искать виновных в гибели своих. Допрашивают рядовых, кто приказал стрелять? Командир роты. Задают вопросы ротному, а тот ни в какую: не отдавал такого приказа. Мой дед этому лейтенанту - кулаком в рожу. И его друзья тут, как тут. Всех пятерых - в штрафбат.
Они в этом штрафбате довоевали до 44-го года, в батальоне несколько численных составов сменилось, убиты были все и командиры тоже, но на этих пятерых - ни царапины. А покинуть штрафбат можно было только после того, как получил ранение. Им уже, ну, в порядке шутки, что ли, предлагали: зайдите в лесок, стрельните друг в друга легонько, мы глаза закроем, отправим в госпиталь, а там - дальше будете воевать, как все нормальные люди.
– Согласились?
– вновь перебиваю, улыбнувшись после слов "как все нормальные люди".
– Нет, конечно, остались штрафниками. И вот, блокаду сняли, начали восстанавливать Балтийский флот, понадобились экипажи на торпедные катера. Был такой приказ: матросов с нужной специальностью из пехотных частей с фронта отозвать и отправить на флот. Вот тогда про пятерку с линкора вспомнили - не возьмете ли этих "непотопляемых" связистов. О, как раз такие там нужны. А что они штрафники - так экипажи торпедоносцев это же смертники, там штрафникам самое место.
До 45-го года он воевал в составе дивизиона торпедных катеров, участвовал в штурме крепости Пилау, во взятии Кенигсберга. Потом еще долго на минных тральщиках служил.
– Тоже - сапер?
– На воде. Тогда их пути, мужиков в пятерке этой, разошлись, но домой, на родную улицу вернулись все пятеро. А сколько тогда соседей погибло - в каждом доме и не по одному. Может, поэтому, они 9 мая собирались и сидели в нашем дворе отдельно.
– Чтобы не маячить перед другими семьями?
– Наверное.
– Есть у деда награды?
– Орден Красной Звезды, орден Красного Знамени, орден Отечественной войны - все получены тогда еще, на фронте, не из "новых", юбилейных.