Людовик IX Святой
Шрифт:
выпрямившиеся горбуны (curvi erecti) — II
хромые, обретшие способность ходить (claudi recuperaverunt gressum) — V
прозревшие слепые (ceci visum) — III
страдающие длительной лихорадкой (febricitantes continua sanati) — III
страдающие четырехдневной малярией (a febre quartana) — III
имеющие свищ (fistulati) — III
больные катарактой (?) (a gutta forma [1645] ) — I
1645
А. Ф. Делаборд полагал, что следовало бы, возможно, читать fortissimo и отослать к выражению «goutte flestre» французского перевода «Чудес», но поскольку flestre имеет значение «свищ» и поскольку в рукописи проповеди (записанной в Шартре) a gutta forma идет следом за, fistulati, то такое сближение не очень-то убедительно (Delaborde H.-Fr. Une oeuvre nouvelle de Guillaume de Saint-Pathus… P. 277. Note 2).
немые, обретшие дар речи (muti recuperaverunt verbum) — II
паралитики (paralitici curati) — XVI
больные
золотушные (a scrofulis) — I
глухие, обретшие слух (surdus recepit auditum) — I
имеющие опухоль (a tumore sil et dolore [1646] ) — III
1646
Сохраняю в перечне римские цифры, как в рукописи. А. Ф. Делаборд отмечает, что в тексте оригинала стоит timore, а не tumore и не расшифровывает сокращение sil, остающееся для меня загадкой (Delaborde H. Fr. Ор. cit. P. 277. Note 3, 4).
восставшие из мертвых (mortuis suscitati sunt) — II
Данный перечень несколько отличается от перечня, содержащегося в «Чудесах», где таких случаев не шестьдесят, а шестьдесят пять [1647] . Резюме этого второго перечня также приводит Гийом:
Он помог пораженным парезом (contrez) и выправил конечности таким горбатым, что они почти касались лицами земли, и он помог им и возвратил им здоровье и они высоко держали головы, он помог горбунам, подагрикам, больным тяжелой и коварной болезнью, называемой свищ (flestre), тем, у кого были сухие конечности, тем, кто был в беспамятстве (умалишенные или страдающие амнезией), тем, кто страдал длительной лихорадкой или малярией…, многим паралитикам и прочим, мучимым самыми разными недугами; всем им он помог, пришел на помощь и возвратил отменное здоровье; он вернул слепым зрение, глухим — слух, хромым — способность ходить, мертвым — жизнь… [1648] .
1647
В целом ряде случаев затруднительно точно вычленить категорию упоминаемых чудес, и, в частности, трудности с категорией паралитиков не позволили мне выявить пять чудес, которые не учтены в проповеди.
1648
Guillaume de Saint-Pathus. Les Miracles de Saint Louis… P. 1–2.
Хотя, как пишут некоторые историки [1649] , процент «пораженных парезом» уменьшается среди чудесно исцеленных в ХIII веке, но если прибавить к ним горбунов, хромых, тех, кого называют паралитиками (среди которых, вероятно, немало больных эпилепсией — болезнью Святого Льва — или страдающих болезнью Паркинсона) — короче, всех, у кого проблемы с опорно-двигательным аппаратом, то эта категория остается наиболее значительной среди официально исцеленных Людовиком Святым. Модель исцелившихся страдальцев, кажется, такова: он (или она) с невероятным трудом добирается до Сен-Дени «a potences», то есть на костылях, потому что он (или она) «остался» без ноги, или до колена, или без стопы, а возвращается домой на своих ногах и без костылей. Показательное исцеление, вполне объективное, возвращающее человеку, которого болезнь совершенно подкосила и обрекла на зависимость от других (родственники, больница, милостыня), его натуру и человеческие способности: способность передвигаться, ходить прямо, быть независимым, трудиться.
1649
Sigal P.-А. Maladie, pelerinage et guerison au XIIe siecle: Les miracles de Saint-Gibrien a Reims // Annales. E.S.C. 1969. T. 24. P. 1–27;
Vauchez A. La Saintete en Occident… P. 549–552.
Чудес о возвращении человеческого достоинства еще больше, чем об избавлении от физических мучений.
Еще в одну важную категорию входят все исцелившиеся от болезни, вызывающей уродство и отвращение, от гноя и «грязи»: свищей, язв, ганглий, ран и т. д.; все эти люди, гниющие и смердящие, с опухолями и дырами, трагические толпы которых в Италии XVI–XVIII веков великолепно описал П. Кампорези [1650] . Чудо возвращает им здоровое, даже красивое, тело, чуть ли не ослепительную красоту и нормальный контакт с окружающими.
1650
Camporesi P. Le Pain sauvage: L’imaginaire de la faim de la Renaissance au XVIIIe siecle. P., 1981.
В конечном счете в чудесах Людовика Святого нет ничего исключительного. Он делал все то, чего в конце XIII века ожидали от великого святого, будь он из мирян или из церковников, будь он король или монах. В своих чудесах он, как и другой святой, его племянник, святой Людовик Тулузский, был святым, как все [1651] .
Не стану распространяться о паломничествах к могиле Людовика Святого в Сен-Дени. Отмечу только, что чудо нередко бывало явлено по ходу и особенно как итог девятидневного молитвенного обета, продолжающего старинные обычаи Высокого Средневековья у могил святых, что часто случалось в конце (и являлось венцом) целого ряда бесплодных паломничеств к святым местам, но Людовик Святой отличался необычайным даром чудотворства, и однажды чудо явилось в конце второго паломничества, паломничества в Сен-Дени (чудо XXXIX). Второе паломничество оказалось удачным, ибо перед ним проситель чуда исповедался в грехах. В данном случае встает вопрос о новизне и о традиции в чудесах Людовика Святого. Окружающая их атмосфера вполне соответствует древним «суевериям». Во-первых, два чуда, которые были явлены не на могиле, а при посредничестве предметов-реликвий, принадлежавших Людовику Святому. Один монах-цистерцианец из Шаалиса избавился от боли, распространявшейся от головы к спине и пояснице, накинув на себя мантию, подаренную аббатству Людовиком Святым (чудо XII). Три затопленных парижских погреба были чудесным образом осушены, когда в воду опустили, совершив при этом крестное знамение, шляпу с павлиньими перьями, которую носил Людовик Святой и которую он подарил одному из своих оруженосцев; владелицей этих погребов была вдова последнего (чудо XLVI). Многие паломники приносили сами или поручали поставить у могилы Людовика Святого в Сен-Дени свечу высотой в свой рост (магический предмет суеверий), а один из чудесно исцеленных поднес базилике Сен-Дени восковую ногу в знак благодарности за исцеление его собственной ноги (чудо LV).
1651
Paul J. Miracles et mentalite religieuse populaire a Marseille au debut du XIVe siecle // La Religion populaire en Languedoc du XIIIe a la moitie du XIVe siecle: Cahiers de Fanjeaux. Toulouse. № 11. P. 61–90.
Многие
1652
Вспомним известный сон Жуанвиля, которому пригрезился покойный Людовик Святой, просивший его поставить свою статую в капелле его замка.
Ср.: Zink М. Joinville ne pleure pas… Следует заметить, что явление Людовика Святого во сне его приближенным, похоже, стало топосом в ближайшие после смерти короля годы.
Имея в виду это традиционное представление о святости и чуде, отмечу, что в пику этому в некоторых случаях дается понять (как, например, в случае с женщиной, исцеленной только при втором ее паломничестве в Сен-Дени), что искренняя исповедь в грехах служит условием свершения чуда и потому перед путешествием в Сен-Дени следует покаяться, — свидетельство «прогресса» духовной жизни, личной и благочестивой подготовки к чуду и все возрастающей роли исповеди в жизни христиан XIII века.
В более широком контексте всей совокупности сочинений биографов Людовика Святого между 1270 годом и началом XIV века создается впечатление, что житие представляется им более важным, чем чудеса [1653] . Они подолгу смакуют именно житие, добродетели и заслуги короля, благодаря которым он и стал святым. В проповеди б августа 1297 года Бонифаций VIII напоминает, что его предшественник Николай III (1277–1280) заявил, «что житие этого святого так хорошо известно, что для канонизации хватило бы двух-трех чудес», «но вмешалась смерть» [1654] . Разумеется, в этом житии содержатся и традиционные черты (порой даже гипертрофированные, типа культа реликвий, или устаревшие, типа пламенного духа крестовых походов). Но напомню основное: это житие отмечено новым благочестием XIII века, времени, когда память о святом Бернарде и еще более свежая — о святом Франциске Ассизском, не говоря уже о глубинных течениях, которые их представляли и формировали, были порукой нового духа, практики нового благочестия со свойственным ему умерщвлением плоти, признанием евхаристии, подражанием мирян монашескому благочестию, осуществлением дел милосердия.
1653
Что подтверждает недавно открытый текст. Речь идет об ответе архиепископа Толедо Д. Гонсало Переса на анкету Бонифация VIII о чудесах Людовика Святого (они уже были собраны по ходу процедуры, а именно в 1282 году), составленную в Риме в первые месяцы 1297 года. Гонсало Перес находит в Людовике Святом две добродетели, которые Церковь, начиная с Иннокентия III, признавала за святым, virtuositas operationum (дела благочестия) и continuatio vel continuitas actionum (постоянство в благих делах), и архиепископ Толедо, человек большой культуры, основывается, между прочим, на аргументах, извлеченных из «Никомаховой этики» Аристотеля, рукописью которой, сделанной в Витербо в 1279 году, стало быть, уже после смерти Людовика Святого, он располагал. Что касается третьей характеристики, claritas se evidentia miraculorum (явственность или очевидность чудес), то он говорит, что в случае Людовика IX чудо являлось явственно, — вот и все. Таким образом, он может не говорить об этих чудесах и не придавать им подлинного значения. Выражаю искреннюю признательность отцу Линеану и брату X. Эрнандесу, которые нашли и опубликовали этот текст с прекрасным комментарием: P. Linehan, Hernandez Fr. H. Animadverto: A Recently Discovered consilium Conceming the Sanctity of King Louis IX…
1654
Boniface VIII // Recueil des historiens… T. XXIII. P. 151.
Так надо ли разбивать святость Людовика Святого надвое — на житие, относящееся к его времени, и на чудеса, относящиеся к традиции? Житие, в котором нашла бы выражение его личность, его неповторимость, его место в истории? Чудеса, где он исчез бы за моделями, общими местами, «в глубине» XIII века? Житие, отмеченное «ученой» и «прогрессивной» ментальностью клириков, и чудеса, продиктованные «народной», «традиционной» ментальностью?
Не будем мудрствовать. Людовик Святой — это человек, король, святой; он и нов, и традиционен. Как чудеса, так и житие вписываются в долгую традицию и являются выражением новых ментальностей. Что касается клириков, то они, как и все, верили в чудеса. Такая вера в конце XIII века неотрывна от всеобщей ментальности [1655] . И даже Николай III не мог помыслить, что святость возможна без чудес.
1655
Vauchez A. La Saintete en Occident… P. 615–622.
К изучению чудес следует присовокупить и изучение мощей Людовика Святого. Классическая история расчлененного королевского тела и телесных мощей: внутренности, погребенные в Монреале на Сицилии в угоду брату Карлу, королю Неаполитанскому, и кости, захороненные в Сен-Дени по повелению сына короля Филиппа III, хранившего династическую традицию французской монархии. Не менее классическая история расчленения королевского скелета на множество мощей-реликвий, служивших доказательствами святости Людовика. Но и единственная в своем роде история, ибо транспортировка трупа-реликвии заняла долгие месяцы от Туниса до Сен-Дени, и целая цепочка чудес немедленно упрочила народную веру в святость покойного короля. Наконец, эта история уникальна и потому, что внутренности из Монреале, которые в XIX веке последовали за неаполитанскими Бурбонами в их австрийское изгнание, впоследствии были завещаны ими французским Белым отцам в Карфагене и, таким образом, вернулись на место смерти святого короля [1656] .
1656
Напомню удивительный рассказ Мэтью Пэриса (ум. 1259) о том, как разгневался Людовик Святой, когда в аббатстве Понтиньи ему подарили часть тела одного святого.