Люк Грей и Сокрушители судеб

Богданова Радмила

– Дядюшка Бен? – удивились братья.

– Едем! Но сначала отвезём Шофранку.

– Нет! Я сама.

– Это опасно, милая! Поедем! – упрашивал Люк.

– А-а! – сморщилась от боли Шофранка. – Не успеем!

– Езжай с Олли, Вуди.

– Маргарет, сюда! Скорее! – позвал сестру Бенджамин.

– Мама здесь? – спросил Вуди, садясь с Олли в повозку.

– Люк, сынок, – подбежала запыхавшаяся Маргарет. – Что с тобой?

– Со мной все хорошо, мам. А у Шофранки начинаются роды.

– Как? Уже? Давай в дом к Бенджамину! Как раз отец

на работе. Скорее! А я за повитухой.

Глава

III

В госпитале была уйма народу. Вуди пытался протиснуться к доктору, прижав Олли к себе. Бенджамин шёл впереди, расчищая путь:

– Пропустите! Скорее! Ребёнок после пожара.

– Сюда! – позвал доктор.

– Только сделайте всё возможное, прошу Вас, доктор! – взмолился Вуди.

– Кто Вы мальчику?

–Я? Я никто…

– Выйдите, – доктор проводил Вуди за дверь.

– Но я друг семьи! – стал он тарабанить в дверь. – Возможно, его родители погибли при пожаре, и больше у него никого нет!

– Вуди, не паникуй. Подождём здесь. Остальные выжили? – с надеждой спросил Бенджамин.

– Я не знаю… – заплакал Вуди.

– Юноша, успокойтесь, – подошла к нему белокурая девушка из персонала. – Я сейчас зайду и все объясню доктору. Потом вернусь к вам. Ждите.

– Спасибо! – утёр слёзы Вуди.

– Кстати, к нам перед вами поступила ещё одна пара, оба с ожогами. Невозможно забыть их имена: Адам и Ева.

– Что? Так это его родители! – возликовал Вуди.

Повеселевший Бенджамин перекрестился.

– Родители мальчика? Ну надо же! – удивилась девушка.

– Как они? – с опаской осведомился Бенджамин.

– Им уже лучше. Они не слишком пострадали. Значит, семья в сборе! Да, – вспомнила девушка. – С ними был карлик. У бедняги перелом.

– О, мой Бог! Это Харли! Он жив? – с надеждой в голосе спросил Вуди.

– Жив!

– Слава Богу! Можно их увидеть?

– Я спрошу у доктора.

– Жду! Огромное спасибо!

Девушка зашла в кабинет, закрыв за собой дверь.

Люк внёс в дом Бенджамина Шофранку, изнемогающую от боли, и уложил её на постель. Он вытер жене пот со лба и, нежно поцеловав, взял за руку.

– Держись, милая! Скоро наш малыш появится.

– А-ай! – закричала Шофранка.

Схватки становились все сильнее. Маргарет суетилась вокруг роженицы, совершено не понимая, что делать.

Наконец, появилась повитуха – милая седая старушка.

– Так, мужчина, за дверь! – строго произнесла она.

– Я – муж.

– Вот именно. А то неизвестно будет, роды принимать или тебя в чувство приводить. Поверь уж мне. Так что сходи домой, смой сажу, переоденься! Ступай, сынок…

Люк с любовью посмотрел на Шофранку и послушно вышел из дома.

Глава

IV

Рэдклифф в каминном зале музицировал на шикарном французском клавесине. Этот изысканно инкрустированный перламутром и серебром музыкальный инструмент,

выполненный из орехового дерева, возвышался на резных львиных ножках. На его открытой крышке были запечатлены изображения библейских сюжетов. Тонкие пальцы музыканта ловко перемещались по обеим клавиатурам, исполняя минорную прелюдию. Прекрасные звуки клавесина разливались по всему особняку, но игра прервалась с появлением Фарра.

– И на кой черт ты приволок мне эту тиару, кретин? – нехотя оторвался от клавесина Рэдклифф.

– Но Вы же сами просили, – Фарр виновато склонил голову.

– Ты должен был прикончить брюхатую цыганку!

– Так ведь её не было в доме. Там никого не было, мастер.

– Надо было найти! – взорвался Рэдклифф.

– Хорошо, я попытаюсь, мастер. Мне тиару вернуть на место?

– Нет, тупица! Верни мне мой глаз!

– Но как?

– Не дай родиться сыну Люка! И на сей раз никаких оправданий, иначе я испепелю тебя!

Он щелкнул пальцами, и у Фарра начали дымиться волосы.

– Прошу Вас, мастер! Не надо!

– Переверни весь Клифтон, всю Англию, если понадобится!

– Будет исполнено.

Доберман, наблюдавший за происходящим, встал между хозяином и Фарром.

– Что такое, Цезарь?

Пёс подошёл ближе к Фарру и заскулил.

– Ты хочешь пойти с ним?

Цезарь залаял.

– Что ж, думаю, от тебя будет толк, – Рэдклифф похлопал добермана по спине. – Ступайте.

Наконец, оставшись наедине с самим собой, мистер Стоун стал внимательно изучать тиару, невольно восхищаясь мастерству таинственного ювелира. Он не поддался искушению примерить её и припрятал в укромное место. Затем медленно выдохнул и щелчком зажёг керосиновую лампу. Рэдклифф неспешно снял с себя золото, часы, убрал деньги, ключи и все, «ослепляющее глаз, но не дающее блага духовного». Мистер Стоун отправился в тайную комнату размышлений. Сам он называл это место «чревом земли». В нем Рэдклифф очищался от мирских утех и уподоблялся, как он считал, «эмбриону, ещё не рождённому, но уже погибшему для прежней жизни».

Комната располагалась в подвале с земляным полом. Тяжелая чугунная дверь закрывалась на огромный железный засов. Сквозь неё не проникал ни шум, ни свет, поэтому мистер Стоун входил туда с керосиновой лампой, и только. В комнате находился стол и единственный стул. Стены были выкрашены в чёрный цвет и исписаны зашифрованными записями. Под низким потолком висела странная картина, на которой петух кричал о рассвете и о начале новой жизни. Но череп, кости и коса, изображённые рядом, навевали не столь радужные мысли. Сера, ртуть и соль красовались на холсте, как главные компоненты Великого Делания. Внизу была надпись: «Древний секрет алхимиков V.I.T.R.I.O.L». Расшифровывалось это, как «Visita Interiora Terraе Rectificando Invenies Occultum Lapidem», и означало: «Посети недра земли, и очищением обретёшь сокрытый камень».