Лжедмитрий. Царская плаха
Шрифт:
– Это потому, что мы друзья.
– Теперь ты постоянно будешь приглядывать за мной?
– Придется, Юшка, дабы чего худого с тобой не приключилось. Но ты этого больше не заметишь. Сегодня я сам дал тебе возможность увидеть слежку. О встрече нашей не надо никому говорить. Для тебя же лучше.
– А коли я захочу увидеть тебя, как это сделать?
– Когда придет нужда, я сам тебя найду. Ладно, Юшка, тебе пора. Мы и так задержались. Ступай. Рад был видеть тебя.
– Я тоже.
Холодов повернулся
Юшка продолжил путь к подворью боярина Яковлева, испытывая весьма противоречивые чувства.
«За мной стоят люди, у них какие-то замыслы. Если все получится, то быть мне на такой высоте, о которой сегодня и мечтать нельзя. Андрюша присматривает за мной больше трех лет.
Кто эти люди? Почему именно я им понадобился, причем сильно? Не зря же они такую кашу с Андрюшей заварили. Господи! – Отрепьев перекрестился. – Что ждет меня впереди? Обещанные высоты или плаха?»
Так, за раздумьями, однако не забывая осматриваться, Отрепьев дошел до подворья Яковлева.
У открытой калитки рядом с задними воротами стоял стражник.
– Я от Михаила Никитича. Боярин Яковлев должен знать обо мне.
– Покажи, что несешь.
– А вот это не твое дело.
– Покажи, – настаивал стражник, – а то не пущу.
Юшке пришлось доставать свиток.
– Проходи и пожди, пока закрою калитку.
Стражник проводил Отрепьева в дом.
В большой зале на деревянном стуле с высокой спинкой сидел боярин.
– Позволь войти? – спросил Отрепьев от дверей.
– Входи! Давай, что принес.
Юрий передал боярину свиток и спросил:
– Я могу идти?
– Погоди, сядь на лавку да сними тулуп, тепло здесь.
– Ничего, жар костей не ломит. – Отрепьев присел на лавку.
Яковлев осмотрел печать, сорвал ее, развернул свиток, прочитал письмо, поднялся.
Встал и Отрепьев.
– Тебя Юрием звать?
– Да, боярин. Отрепьев я.
– Слыхал. Михаилу Никитичу передай, что опасения, которые проявляет Михаил Никитич, не напрасны. Но что-либо предпринимать рано. Запомнил?
– Запомнил, передам слово в слово.
– Ты как шел сюда, подозрительных личностей не приметил?
– Нет. – О встрече с Холодовым Отрепьев предпочел умолчать.
Это не касалось боярина.
– Ступай сейчас же обратно и передай мои слова Михаилу Никитичу.
Через полчаса Юрий уже был на подворье Романовых.
Михаил Никитич ждал его.
– Ну и как?
– Сделал, как велено.
– Что просил передать Афанасий Андреевич?
Отрепьев повторил слова Яковлева.
– Ясно. Хорошо, теперь отдыхай, да о прогулке этой забудь.
– Уже забыл, Михайло Никитич.
– Завтра потребуется написать письмо одному вельможе, будь у меня после утренней трапезы.
– Слушаюсь.
– Иди!
В
– Как дела с Федором? – спросил он при ее появлении.
– Плохо, Борис. Федор на глазах тает. Не одолеть ему эту хворь.
– Что доктора говорят?
– А что они могу сказать? Делают, что возможно.
– О завещании Федор речь вел?
– Я спросила его об этом. «Завещание не нужно. Ты законная наследница», – ответил он.
– Это хорошо, правильно.
– Правильно-то, правильно, Боря, да вот только Федор повелел боярину Романову завтра прийти к нему.
Тень тревоги побежала по лицу Годунова.
– Зачем?
– Не объяснил.
– Ирина, идем-ка к царю.
– Он слишком слаб. Доктора дали ему какое-то снадобье, чтобы боль не мучила.
– Ничего. Потерпит. Дело слишком серьезное. Ты хочешь, чтобы все сорвалось в последний момент?
– Признаюсь, Борис, мне уже все равно, устала я.
– И от чего же ты, царица, устала?
– От тягот этих, от всего. Душит меня дворец, как темница. Может, ты без меня пройдешь к нему?
– Чтобы челядь завтра же разнесла по всей Москве, что Борис Годунов о чем-то пытал больного царя? Нет, пойдем вместе.
Ирина привыкла во всем подчиняться брату.
Царица и Годунов прошли в опочивальню царя.
Федор Иванович лежал на постели, повернул голову.
– Ирина, ты?
– Я, Федор, с братом.
– А я только засыпать начал. Что-то случилось?
Вперед вышел Годунов.
– Прости, государь, но дело неотложное.
– Ну что ж, раз неотложное, давай, Борис Федорович, говори. Может, в последний раз и видимся.
– Ну что ты, государь.
– Нет, Борис Федорович, чую, что смерть рядом. Все мы в руках Господа. Зачем пришли-то?
– Болезнь пройдет, – сказал Годунов, – но о престолонаследии надо подумать уже сейчас.
– Мы с Ириной о том говорили. Она пожелала после смерти моей постричься в монахини. А посему думаю, что престол должен занять Федор Никитич Романов. Но после того, как Ирина благословит его царствование. Завтра, если силы будут, предложу ему принять трон.
Годунов присел на стул возле кровати и проговорил:
– Воля государя – закон. Но что станет с твоей женой, со мной, с верными людьми, которые служили тебе верой и правдой, если на царство взойдет Федор Романов?
– О чем ты, Борис Федорович?
– Буду прям, государь. Ты, конечно, правитель великой державы, но никто, кроме меня, не знает, чем и как живет государство. Согласись, ведь это я принимал главные решения твоим именем с момента, как ты стал царем.
– Согласен, но не могу понять, к чему ты клонишь. Что может произойти с тобой, верными людьми, тем более с Ириной?