М 3
Шрифт:
Ладно, пусть себе катят, не его, Степана, проблема. А вон там у нас что, на запасных путях? На запасных путях у нас — ну, в смысле, у немцев — обнаружились какие-то вагоны, охраняемые часовыми. Боеприпасы? Вполне вероятно, иначе с чего бы их так стеречь. Отогнали подальше, пропуская этот эшелон, а затем отправят следом. А дальше еще и цистерны стоят, определенно не с нефтью, а бензином — фронт неподалеку, танкам с прочей техникой нужно топливо.
Алексеев тяжело вздохнул: эх, сейчас бы сюда пару эскадрилий наших бомберов! Как бы здорово могло выйти! Но — чего нет, того нет. Да и зенитное прикрытие у фрицев налажено, как минимум две позиции он срисовал, наверняка, и другие имеются,
Мысленно фыркнув — блин, ну что ж за хрень в башку лезет?! — Степан оторвался от бинокля, глубоко задумавшись.
Итак, от станции придется уходить. Не в их силах устраивать диверсии, да и цель нынче абсолютно другая — до своих живыми добраться. А заодно и Серегу с его, блин, секретными блокнотами вытащить. Может, сжечь их от греха подальше прямо сейчас? Все одной проблемой меньше. Контрразведчик, правда, начнет возмущаться… да и не о том речь. Сейчас нужно дождаться темноты, да топать потихоньку вдоль железки, благо теперь даже при большом желании с пути не собьешься. А как поближе к Новороссийску окажутся, прикинут на местности, что дальше делать. Карты — картами, а в реальности может найтись куча всяких разных возможностей относительно безопасно просочиться к своим. Ну, по крайней мере, теоретически. Недаром же сказано — между прочим, как раз про события, с век назад происходившие относительно недалеко от этих мест! — «гладко писано в бумаге, да забыли про овраги…». Правда, смысл в эту строчку изначально вкладывался вовсе не тот, какой имел в виду старший лейтенант — в оригинале автор сетовал на некие геодезические проблемы; Алексеев же напротив, как раз и надеялся отыскать подходящий условный «овраг», который им поможет…
Заслышав за спиной подозрительный шорох, Степан обернулся, вскидывая автомат. И тут же опустил, разглядев метрах в пяти Гускина. Призывно махнув рукой, сдвинулся чуть в сторону, освобождая товарищу место на расстеленной на земле плащ-палатке. Старший сержант не заставил себя ждать, ужом скользнув — ни одна ветка не дрогнула — сквозь заросли, морпех аж позавидовал:
— Я специально шумнул, чтобы вас предупредить. Мы там кипяточек сварганили, согрейтесь малехо. Можно было горохового концентрату навернуть, но товарищ капитан сказал, позже. А я пока понаблюдаю.
— Добро, — не стал спорить старлей, передавая бинокль. — Держи оптику. Только смысла в этом ноль, сразу предупреждаю — на станции нам делать нечего. Часика через полтора стемнеет, и дальше потопаем.
— Значит, потопаем, — равнодушно пожал плечами осназовец. И покопавшись в кармане, смущенно протянул Алексееву пару леденцов в затертых до полной неузнаваемости обертках. — Вот, вместо сахара. Они вкусные, «Дюшес» называются, Бабаевской фабрики. Больше нет, извините.
— Спасибо, Леша, — искренне поблагодарил старлей. — Лет сто не пробовал, с самого детства.
— Сто лет, скажете тоже! — улыбнулся старший сержант. — Не такой уж вы и старый.
— Да нормально все, — зашуршал оберткой морской пехотинец. — Ну, приврал немного для красного словца, всего-то семьдесят…
Судя по выражению лица, шутки Гускин не понял, и оттого не оценил. А морпех в который уже раз подумал, что Шохин определенно прав: болтает он и на самом деле много — и не всегда по делу.
— Тарщ старший лейтенант, — устраиваясь
— Валяй. Ну, в смысле, разрешаю.
— А вот вы, когда немецкие танки гранатами жгли — страшно было? Нет, если не хотите, так не отвечайте, мне товарищ капитан вообще запретил у вас что-то выспрашивать, просто там, на катере, вы сами про это рассказывали. Без подробностей, правда.
— Страшно? — ненадолго задумался Степан. — Знаешь, да, наверное, нет. Тупо некогда было бояться. Просто понимал, что нужно это сделать — вот и все. А страх обычно позже приходит, когда все уже закончилось.
— А я танков, ежели начистоту, побаиваюсь… — смутился Алексей, пряча взгляд. — Вроде и обкатывали нас, и как с ними бороться учили, а все одно страшно, аж живот сводит. Вот ничего другого не боюсь, а танков… Самое смешное, я ж до войны трактористом был — поработать, правда, практически не успел…
— Ну и зря. Боишься, в смысле, зря. Ты, главное, запомни: танк — не трактор, у него кабины с окнами и обзором на все триста шестьдесят не имеется. Мехвод, когда танком в бою управляет, практически нихрена через свои приборы не видит. Ежели, понятно, у него на пути с гранатой наперевес в полный рост не стоять. Главное, пехоту отсечь, поскольку танк без прикрытия — просто братская могила для экипажа. Подобрался аккуратненько, гранату кинул — в ходовую, там, или на крышу двигателя — и все. Будет возможность — покажу. Хотя лучше, конечно, чтобы не было…
В сумерках двинулись дальше, перед выходом тщательно замаскировав место недолгой стоянки. Шли лесом, в зависимости от рельефа, стараясь держать железную дорогу приблизительно в полукилометре по левую руку. Если впереди оказывалась особенно протяженная балка или глубокий овраг с крутыми склонами, приходилось делать солидный крюк, порой в добрый километр, а то и больше, — рисковать старлей не собирался. В принципе, Алексеев вообще терпеть не мог ночных переходов по незнакомому лесу, однако сегодня им везло: облака практически разошлись, и в небе висела почти полная Луна, дающая достаточно света. Но шли все равно медленно, поскольку отлично понимали, что означает сломанная, или даже просто вывихнутая нога…
Так прошло почти три часа.
А вот затем в стороне железки один за другим раздалось три гулких взрыва, сменившихся заполошной ружейно-пулеметной трескотней. Спустя несколько секунд рвануло еще несколько раз, куда как мощнее, а над верхушками деревьев поднялось неровное, колышущееся зарево. И старлей отчего-то практически не сомневался, что это сдетонировали боеприпасы в вагонах — как бы не в тех самых, которые он заметил на запасных путях Нижнебаканской. А следом и бензин в цистернах полыхнул, отсюда и зарево. Да и по времени примерно совпадает — пока составили эшелон, пока подогнали паровоз, то-сё, пятое-десятое…
Проблема крылась не в этом.
— Партизаны? — первым нарушил молчание старший сержант.
— Ну, не сам же поезд под откос ушел, да еще и с таким эффектным фейерверком, — мрачно буркнул Степан, прислушиваясь. — Согласны, тарщ капитан?
Стрельба к этому времени уже полностью стихла, лишь изредка приглушенно бумкали отдельные взрывы, видимо, продолжали детонировать охваченные пламенем снаряды — или что там фрицы везли в тех вагонах? Что ж, вполне ожидаемо: обычная тактика партизанских групп. Рванули рельсы (три первых взрыва — под паровозом, в хвосте и середине состава), ударили со всех стволов по ошарашенным неожиданным нападением фашистам — и отошли, не дожидаясь, пока противник опомнится и организует хоть какое-то подобие обороны. Классика, можно сказать.