«…Міласці Вашай просім»
Шрифт:
Дорогой Николай Семенович!
Обращаюсь к Вам с убедительной просьбой помочь мне найти справедливое решение моей судьбы. Обращаюсь именно к Вам, потому что верю, что Вы с большевистской об’ективностью подойдете к оценке нежданно обрушившейся на меня беды, которая вот уже около двух лет держит меня в состоянии мучительного морального истязания.
Дело в следующем: 30 лет, т. е. всю сознательную жизнь, я был верным солдатом партии Ленина-Сталина. 30 лет я самоотверженно, в меру своих сил активно боролся за дело партии на всех участках, куда она меня посылала. Еще в юности я добровольно вступил в Красную Гвардию; с оружием в руках вел борьбу с врагами Советской власти в 20–21 годах; работал на труднейших участках в период осуществления Сталинских пятилеток; прошел всю Отечественную войну от Ржева до Вены, участвовал лично в боях; после войны, не щадя своего истрепанного здоровья, я отдавал все силы на восстановление народного хозяйства в Пинске, на посту председателя Горисполкома. И всякое дело, которое мне поручала партия, я выполнял с честью, за что я пользовался везде уважением, партия выдвигала меня,
И вот случилась неожиданная беда. Весной 1949 г. органами МГБ был арестован брат моей жены. В сентябре 1949 г. по представлению ЦК КП(б)Белоруссии, Оргбюро ЦК ВКП(б){27} освободило меня от работы председателя Горисполкома. Это решение я воспринял как должное. В то время и в той обстановке оно имело политическую целесообразность. После этого бывшие секретари Пинского Обкома КП(б)Б тов. Т. и тов. С. предложили мне остаться в области и обещали использовать меня на руководящей хозяйственной работе. В январе 1950 г. я был назначен заведующим областным отделом коммунального хозяйства. Перед этим назначеньем бывший секретарь обкома КП(б)Б тов. Т. сказал мне, что по этому вопросу он советовался с секретарем ЦК КП(б)Б тов. Зимяниным и он, якобы, не возражал против использования меня на этой работе. Проработал я год на этой работе, попрежнему отдавая ей все силы, и был попрежнему ценим за свою работу Министерством и областными руководителями. И вот, меня снова освобождают от этой работы. Но в этот раз уже никто не поговорил со мной по человечески, — почему я не могу быть на этой работе, что мне делать дальше. Просто не утвердили на 1-й сессии Облсовета и все. Когда я спросил некоторых товарищей, — почему со мной так поступают, никто не дал мне ясного ответа. Одни говорят: ЦК КП(б)Б не согласен с моей кандидатурой, другие — что председатель Исполкома тов. И. и еще кое-кто из руководителей решили избавиться от меня по соображениям «как-бы чего не вышло».
И так, отдав беззаветно и честно всю жизнь делу партии Ленина-Сталина, в нескольких шагах от могилы, я оказался выброшенным из советского аппарата с клеймом человека, лишенного доверия партии. Разумеется, я убежден, что не партия лишает меня доверия. Создавшееся отношение ко мне есть результат сильно искаженного представления обо мне, о моей роли, о степени моей вины в деле этого злополучного «родственника», которое, вероятно, сложилось у товарищей, решавших мою судьбу. Причем, такое представление могло сложиться у товарищей только потому, что они восприняли, очевидно, за истину не самую истину (ибо ее никто не искал), а отдельные факты, разукрашенные до неузнаваемости различными безосновательными догадками, вымыслами, случайно подхваченными слухами, а то и просто злобной клеветой, пущенной в обращение моими недоброжелателями, которых не могло не быть, раз я работал председателем Горисполкома, да еще в таком городе, как Пинск. Мне самому приходилось слышать о себе такие версии, что если-бы я был не я, я тоже поверил бы в то, что я очень страшный чорт. Но чорт не всегда бывает так страшен, как его малюют. То, что происходит сейчас со мной, похоже на известный афоризм, когда неразборчивая мать, искупавшая в ванне своего ребенка, выплеснула вместе с грязной водой и ребенка.
Отчетливо сознавая, что в современной обстановке партийные органы должны проявлять исключительную бдительность в отношении каждого работника, которому они доверяют тот или иной пост, я все-же не вижу никаких оснований считать себя не достойным доверия партии. Событие, происшедшее со мной — особенное, незаурядное. Лично я никакого преступления не совершил. Я допустил лишь неосторожность в общении с человеком, который потом, вопреки логике, оказался преступником. Причем, эта неосторожность может быть, конечно, квалифицирована, как проявление политической небдительности, но и тут нельзя не учитывать реальных условий, в которых эта небдительность произошла. А эти условия как-раз были такими сложными, что даже человек семи пядей во лбу не мог-бы правильно в них ориентироваться. Во всяком случае, за эту неосторожность, точнее, — проявленную небдительность, — я уже понес суровое наказание. И я думаю, что ущерб, нанесенный партии моим отнюдь невольным поступком, я уже изгладил своей безупречной работой за последнее время.
Судя по версиям, которые я слышу о себе, мне ставятся в вину два факта:
Что я вызвал в Пинск брата своей жены, устроил его на работу в Облисполком, зная, что он шпион.
Что я, зная, что этот «родственник» шпион, не заявил об этом органам МГБ.
Если-бы это было именно так, вина моя не подлежала-бы сомнению. Но в том-то и суть, что в этом случае есть такие факторы, в свете которых моя роль и вина будут выглядеть совсем не так, как они сформулированы сейчас. Вот почему я и прошу Вас, товарищ Патоличев, поручить кому-нибудь изучить подробности этого случая с точки зрения большевистской партийности, требующей, как известно, об’ективного познания, об’ективной истины и тогда уже вынести мне окончательный приговор.
Особенности этого случая состоят вот в чем: Начну со второго факта. Да, я знал, что оказавшийся сейчас шпионом брат моей жены, работал в 1935–1936 г.г. в Японском консульстве в Новосибирске, шофером. Но я знал и другое. Я знал, что этот человек поступил в Японское консульство по предложению наших органов и работал там, выполняя поручения наших органов. Это мне стало известно от брата арестованного, Виктора П. (второй брат моей жены), работавшего в то время в органах МВД в Новосибирске. Виктор П., член ВКП(б) работает сейчас в гор. Тара, Омской области, вероятно подтвердит, что он так информировал меня. Так был информирован и третий брат
Теперь о 1-м факте. Вызывал-ли я этого человека в Пинск? — Нет, не вызывал. Я лишь дал согласие жене разрешить ему заехать временно в мою квартиру, когда жена сообщила мне, что ее брат демобилизован и решил переехать на жительство в Пинск, т. к. он воевал на территории Белоруссии и Белоруссия ему понравилась. У меня ведь не было никаких прав и оснований воспрепятствовать его приезду сюда. Устраивал-ли его на работу в автотранспортный отдел Облисполкома? Нет. Ни малейшего касательства к его назначению на эту работу я не имел. Он приехал в то время, когда я находился в отпуске в Сочи и получил назначение без всякого моего вмешательства. Меня о нем никто не спросил даже и тогда, когда я вернулся из отпуска. Я был уверен, что принимая его на работу, соответствующие органы и Обком партии, вероятно, проверяли его, как и всех. Лично я не допускал даже мысли, что он может работать зав. отделом Облисполкома, т. к. совершенно не знал его, что он из себя представляет. Знал лишь, что он хороший специалист автодела. Об этом может свидетельствовать такой факт: заместитель предгорисполкома тов. С., который ведал коммунальным хозяйством, как-то сетовал на то, что он не может найти хорошего специалиста по автотранспорту. Я тогда посоветовал тов. С. об’единить автомашины при Ремконторе и назначить хорошего зав. гаражом, при этом высказал такую мысль, что, мол, возможно, в Пинск приедет брат моей жены, он хороший специалист автодела, вот попробуй его поставить на эту работу. С. работает нач. облстройуправления в Пинске, и хотя он настроен далеко не дружелюбно ко мне, но полагаю, что он может припомнить этот разговор и подтвердить его. А это происходило перед моим отпуском. Из этого следует, что у меня не было и не могло быть цели устраивать этого человека в Облисполком.
Для ясности я должен осветить свою причастность к этому «родственнику». Когда я женился, этому «родственнику» было лет 6–7. Это было в 1923 году. До 1933 г., т. е. на протяжении 10 лет, я помогал семье своей жены, в том числе этому «родственнику»; временами в этот период мать жены и этот ее брат жили у меня. В 1933 г. я выехал из Новосибирска и с тех пор не имел с этим братом жены никакой связи, ни личной, ни письменной, вплоть до его приезда в Пинск в 1948 г. т. е. целых 15 лет. Все эти факты абсолютно достоверны. Правильность их может быть установлена любыми способами. Человек этот, к моменту приезда в Пинск, прошел всю войну, имел награды, был членом партии. Мог-ли я подозревать, что он шпион?
Нач Обл. Управления МГБ тов. О. на бюро Обкома заметил мне по этому поводу: «Вы должны были знать коварство японской разведки». Я не ответил тогда на это замечание, но сама собой напрашивалась мысль, почему-же не знали этого коварства многие работники МГБ, соприкасавшиеся с этим человеком до самого приезда его в Пинск и здесь, в Пинске, и почему это во всей этой истории оказался виновным один только я, муж его сестры, совершенно не интересовавшийся им и не знавший его с 1933 г.
Мне 51 год. Я болен. И мне, естественно, хочется покинуть землю таким-же честным человеком, каким я прожил жизнь. Я уверен, что интересы партии не требуют, чтобы я был втоптан в грязь, тем более, что я еще могу выполнять задачи партии и приносить пользу Родине и народу. Отзыв обо мне могут дать бывш. секретарь Обкома тов. С., секретарь Пинского горкома тов. В., председатель Горисполкома тов. Г. и ряд других товарищей, с которыми я работал в Пинске и которым известна вся эта история. Я очень прошу Вас, тов. Патоличев, чтобы ЦК Партии, разобравшись с моим делом, восстановил мою честь и позволил мне продолжать борьбу за построение коммунизма, ибо моя жизнь, вне активной борьбы за дело Партии Ленина-Сталина для меня бессмысленна. Я заверяю Вас, что доверие партии я оправдаю. Если потребуются какие-либо пояснения к этому, могу их представить лично или письменно, — как Вам будет удобнее. Прошу Вас, тов. Патоличев, еще об одном: не затягивать решение этого дела, т. к. я очень стеснен в средствах.
21. I. 1951 г. [Подпіс]
НАРБ, ф. 4, воп. 65, спр. 125, арк. 35–38.
Інструктар аддзела партыйных, прафсаюзных і камсамольскіх органаў ЦК КП(б)Б, які правяраў факты, выкладзеныя ў лісце К., паведамляў у сакратарыят, што К. быў зняты з пасады загадчыка аддзела камунальнай гаспадаркі Пінскага аблвыканкома па рашэнні мясцовага партыйнага кіраўніцтва, але асабіста ён не бачыў падстаў для падобнага рашэння.