M?tley Cr?e. Грязь. История самой скандальной рок-группы в мире
Шрифт:
Однажды вечером я валялся на зеленом ковре у бабушки и дедушки, когда зазвонил их черный бакелитовый телефон, которым пользовались так редко, что рядом с ним не было ни стула, ни стола – он просто висел на стене. «Я хочу сделать тебе подарок», – послышался на другом конце голос Сары.
– Ну и что это? – спросил я.
– Я намекну тебе, – ворковала она в трубку. – B. J. [7]
– Что-что?
– Я сейчас нянчусь с ребенком. Просто приходи.
Пока я шел к ней, я обдумывал, что могла означать аббревиатура B. J. Пластинка Билли Джоэла, фигурка младенца Иисуса, большой косяк? Придя, я застал ее в красном нижнем белье, которое висело на ней мешком и, по всей видимости, принадлежало ее маме.
7
Имеется
– Хочешь пройти в спальню? – спросила она, прислонившись локтем к стене и положив руку на голову.
– Зачем? – задал я идиотский вопрос.
Итак, пока в соседней комнате играли дети, я впервые занялся сексом и обнаружил, что это похоже на мастурбацию, но гораздо более трудоемко.
Сара не позволила мне так легко отделаться. Ей постоянно хотелось этого: когда ее родители пекли для нас печенье, я трахал их дочь в другой комнате. Пока ее родители были в церкви, мы с Сарой занимались этим в автомобиле. Так продолжалось до тех пор, пока меня не постигло внезапное озарение, которое приходит хотя бы раз в жизни каждому мужчине: я трахаю самую страшную девушку в городе. Почему бы не поднять планку?
Поэтому я бросил Сару Хоппер и заодно прекратил общаться с Алланом Уиксом. Мне было абсолютно насрать на их чувства, потому что впервые я набрался смелости и поверил, что могу подняться выше уровня плинтуса. Я начал тусоваться с крутыми ребятами, такими как трехсоткилограммовый мексиканец по имени Бубба Смит. Я начал трахаться и употреблять алкоголь и наркотики. Мне казалось, что это делало меня крутым, особенно в свете ультрафиолетовых ламп, которые я купил в свою спальню. Народная мудрость гласит: если в спальне у вашего подростка появляется ультрафиолет, то ребенок больше вам не принадлежит. Он принадлежит своим друзьям. Прощай шоколадное печенье и The Beatles, здравствуй травка и Iron Maiden.
Мне пока что было далеко до самых крутых ребят из Джерома. У них были машины, у нас – велосипеды, на которых мы катались по парку и терроризировали целующиеся парочки. Я приходил домой поздно, обкурившись травкой, и смотрел музыкальное шоу «Рок-концерт Дона Киршнера». Если бабушка с дедушкой пытались хоть как-то меня образумить, я моментально выходил из себя. Им стало слишком тяжело справляться с этим каждый вечер, поэтому они отправили меня жить к маме. Мама вместе с моей сводной сестрой Сеси переехала в район Квин-Энн Хилл в Сиэтле, где они жили с ее новым мужем Рамоном, большим добряком-мексиканцем с зачесанными назад черными волосами, который разъезжал в тачке с заниженной подвеской.
Наконец-то город, который буквально кишит отморозками и дегенератами, город достаточно большой, чтобы удовлетворить мою неудержимую жажду наркотиков, алкоголя и музыки. Рамон слушал El Chicano, Чака Манджони, Sly and the Family Stone и все виды испаноязычного джаза и фанка. В перерывах между курением косячков он пытался научить меня играть эту музыку на побитой расстроенной акустической гитаре без одной струны.
Разумеется, вскоре мы переехали. На этот раз в район под названием Форт Блисс – кучка маленьких четырехквартирных домишек для малоимущих. В первый день в новой школе одноклассники, вместо того чтобы поколотить меня, спросили, играю ли я в группе. Я сказал, что играю.
Мне приходилось добираться до школы на двух автобусах, и, чтобы как-то скоротать полчаса до второго автобуса, я заходил в магазин музыкальных инструментов под названием «West Music». Там на стене висела красивая гитара Les Paul с золотистой декой, у которой был чистый, богатый тембр. Играя на ней, я представлял, как зажигаю на сцене вместе со Stooges, выдаю визжащие гитарные соло, пока Игги Поп бьется в конвульсиях у микрофонной стойки, а зрители кричат в экстазе, точь-в-точь как в школьном спортзале в Джероме. В школе я подружился с рокером по имени Рик Ван Зант, длинноволосым укурком, который играл в группе и держал у себя в подвале гитару Stratocaster и усилитель Marshall.
Поэтому однажды я пришел в «West Music» с пустым гитарным кейсом, который мне одолжил один из друзей Рика. Я попросил заявление на работу и, когда парень отошел за бланком, быстренько сунул гитару в футляр. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, а зубы начали дорожать, как на лютом морозе, когда мне протянули бланк. Читая бланк, я заметил, что ценник гитары торчал из кейса. Я сказал, что занесу заявление попозже, и попытался уйти как можно более непринужденно, попутно ударяясь заветным кейсом о все стены, двери и барабанные установки, что встречались на пути.
В общем, я раздобыл свою первую гитару и был готов устроить расколбас, поэтому направился прямиком в подвал Рика.
– Тебе был нужен басист, – сказал я ему. – Я к твоим услугам.
– Тебе нужна бас-гитара, – усмехнулся он.
– Прекрасно, – ответил я, бросив футляр на стол, затем открыл его и вытащил свою добычу.
– Это обычная гитара, ты, идиота кусок.
– Я знаю, – соврал я. – Я буду играть на ней, как на басу.
– Ты не можешь этого сделать!
Пришлось распрощаться со своей первой гитарой и продать ее, а на вырученные деньги купить блестящий черный бас Rickenbacker с белой накладкой. Каждый день я пытался учить песни Stooges, Sparks (особенно «This Town Ain’t Big Enough for Both Of Us») и Aerosmith. Я очень хотел присоединиться к группе Рика, но они не хуже меня знали, что я ни черта не умею. Кроме того, они были больше увлечены традиционным роком с крутыми риффами в духе Ричи Блэкмора, Cream и Элиса Купера (особенно Muscle of Love). Парень, который жил через дорогу от Рика, сколотил группу Mary Jane’s, и я попробовал играть с ним, но был безнадежен. Все, на что меня хватало, – это дергать струну каждые тридцать секунд, надеясь, что я взял правильную ноту.
Но однажды, пытаясь проскользнуть на шоу для взрослых, я встретил парня по имени Гейлорд, панк-рокера, у которого была своя квартира и группа под названием Vidiots. Каждый день после школы я приходил к нему домой и напивался до потери сознания, слушая New York Dolls, MC5 и Blue Cheer. Там всегда была дюжина гламурных девчонок и парней, ну вылитые New York Dolls, с накрашенными ногтями и глазами. Нас с Гейлордом прозвали «живчиками», но не потому, что мы горстями жрали амфетамин (разумеется, мы и это делали), а потому что мы ярко и модно одевались, прям как Дэвид Боуи, чей альбом Young Americans только-только вышел. Как и стиляги в Англии, мы продавали наркотики, чтобы купить одежду. Я практически поселился у Гейлорда и перестал ходить домой. Наркотики я употреблял без остановки – гашиш, мескалин, кислоту, мет – и вскоре стал самым настоящим панк-живчиком-наркоторговцем.
Я нашел себе подружку по имени Мэри. Все называли ее Лошадиной головой, но она нравилась мне по одной простой причине: она меня искренне любила. Я был безумно счастлив просто от того, что со мной вот так запросто тусуется девчонка. После нескольких недель в ритме наркотиков и рок-н-ролла я стал крутым, но еще недостаточно крутым. Я красил ногти на руках и на ногах, носил рваную панковскую одежду, делал макияж и всюду таскал бас-гитару, хотя все еще не умел играть и не был в группе.
Я выделялся и становился мишенью для насмешек везде, куда бы ни шел. В школе я ввязывался в драки, потому что черные ребята обзывали меня Элисом Боуи и не давали спокойно пройти. По дороге домой из школы я начал проверять замки на домах. Я стучал в дверь, и если два дня подряд никто не отвечал, то на следующий день я вламывался в заднюю дверь и хватал все, что мог спрятать под курткой. Домой я возвращался со стерео, телевизорами, лавовыми лампами, фотоальбомами, вибраторами – короче, хватал все, что попадалось под руку. В нашем жилом комплексе я обшаривал подвалы и ломом вскрывал стиральные машины в общественной прачечной в поисках четвертаков. Я все время злился – отчасти из-за наркотиков, которые бьют по настроению, отчасти обижался на мать, а отчасти в этом был дух панк-рока.