М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

к настроению ее души, будило в ней сочувственное эхо.

Находили минуты, когда она стремилась высказаться,

когда дань поклонения его таланту так и рвалась ему

навстречу, но врожденная застенчивость, смутный страх

сковывали уста. Постоянно вращаясь в том же малень­

ком кругу, они чувствовали незримую, но непреодоли­

мую преграду, выросшую между ними.

Наступил канун отъезда Лермонтова на Кавказ.

Верный дорогой привычке, он приехал провести

послед­

ний вечер к Карамзиным, сказать грустное прости

собравшимся друзьям. Общество оказалось многолюд­

нее обыкновенного, но, уступая какому-то необъясни­

мому побуждению, поэт, к великому удивлению

матери, завладев освободившимся около нее местом,

с первых слов завел разговор, поразивший ее своей

необычайностью.

343

Он точно стремился заглянуть в тайник ее души

и, чтобы вызвать ее доверие, сам начал посвящать ее

в мысли и чувства, так мучительно отравлявшие его

жизнь, каялся в резкости мнений, в беспощадности

осуждений, так часто отталкивавших от него ни в чем

перед ним не повинных людей.

Мать поняла, что эта исповедь должна была служить

в некотором роде объяснением; она почуяла, что

упоение юной, но уже признанной славой не заглушило

в нем неудовлетворенность жизнью. Может быть, в эту

минуту она уловила братский отзвук другого, мощного,

отлетевшего духа, но живое участие пробудилось

мгновенно, и, дав ему волю, простыми, прочувствован­

ными словами она пыталась ободрить, утешить его,

подбирая подходящие примеры из собственной тяжелой

доли. И по мере того как слова непривычным потоком

текли с ее уст, она могла следить, как они достигали

цели, как ледяной покров, сковывавший доселе их

отношения, таял с быстротою вешнего снега, как некра­

сивое, но выразительное лицо Лермонтова точно пре­

ображалось под влиянием внутреннего просветления.

В заключение этой беседы, удивившей Карамзиных

своей продолжительностью, Лермонтов сказал:

— Когда я только подумаю, как мы часто с вами

здесь встречались!.. Сколько вечеров, проведенных

здесь, в этой гостиной, но в разных углах! Я чуждался

вас, малодушно поддаваясь враждебным влияниям.

Я видел в вас только холодную неприступную красавицу,

готов был гордиться, что не подчиняюсь общему здеш­

нему культу, и только накануне отъезда надо было

мне разглядеть под этой оболочкой женщину, постиг­

нуть ее обаяние искренности, которое не разбираешь,

а признаешь, чтобы унести с собою вечный упрек

в близорукости, бесплодное сожаление о даром утра­

ченных часах! Но когда я вернусь,

я сумею заслужить

прощение и, если не слишком самонадеянна мечта,

стать когда-нибудь вам другом. Никто не может поме­

шать посвятить вам ту беззаветную преданность, на

которую я чувствую себя способным.

— Прощать мне вам н е ч е г о , — ответила Наталья

Н и к о л а е в н а , — но если вам жаль уехать с изменив­

шимся мнением обо мне, то поверьте, что мне отраднее

оставаться при этом убеждении.

Прощание их было самое задушевное, и много

толков было потом у Карамзиных о непонятной пере-

344

мене, происшедшей с Лермонтовым перед самым

отъездом.

Ему не суждено было вернуться в Петербург,

и когда весть о его трагической смерти дошла до матери,

сердце ее болезненно сжалось. Прощальный вечер так

наглядно воскрес в ее памяти, что ей показалось, что

она потеряла кого-то близкого.

Мне было шестнадцать лет, я с восторгом юности

зачитывалась «Героем нашего времени» и все расспра­

шивала о Лермонтове, о подробностях его жизни

и дуэли. Мать тогда мне передала их последнюю встречу

и прибавила:

— Случалось в жизни, что люди поддавались мне,

но я знала, что это было из-за красоты. Этот раз была

победа сердца, и вот чем была она мне дорога. Даже

и теперь мне радостно подумать, что он не дурное

мнение обо мне унес с собою в могилу.

В. А. СОЛЛОГУБ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Смерть Пушкина возвестила России о появлении

нового поэта — Лермонтова.С Лермонтовым я сбли­

зился у Карамзиных и был в одно время с ним сотруд­

ником «Отечественных записок». Светское его значение

я изобразил под именем Леонина в моей повести «Боль­

шой свет», написанной по заказу великой княгини

Марии Николаевны. Вообще все, что я писал, было

по случаю, по заказу — для бенефисов, для альбомов

и т. п. «Тарантас» был написан текстом к рисункам

князя Гагарина, «Аптекарша» — подарком Смирдину 1.

Я всегда считал и считаю себя не литератором ex professo *, а любителем, прикомандированным к русской

литературе по поводу дружеских сношений. Впрочем,