М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
этой глупости.
369
Но наш поэт отличается от своих предшественников
и современников тем, что дал более широкий простор
в поэзии картинам природы, и в этом отношении он до
сих пор стоит на недосягаемой высоте. Своими изобра
жениями он решил трудную задачу — удовлетворить
в одно и то же время и естествоиспытателя, и любителя
прекрасного.
Рисует ли он перед нами исполинские горы многовер
шинного Кавказа,
облаках, то тонет в безднах; или горный поток, то клу
бящийся по скале, на которой страшно стоять дикой
козе, то светло ниспадающий, «как согнутое стекло»,
в пропасть, где, сливаясь с новыми ручьями, снова воз
никает в мутном потоке; описывает ли он горные аулы
и леса Дагестана или испещренные цветами долины
Грузии; указывает ли на облака, бегущие по голубому,
бесконечному небу, или на коня, несущегося по синей,
бесконечной степи; воспевает ли он священную тишину
лесов или дикий шум б и т в ы , — он всегда и во всем оста
ется верен природе до малейших подробностей. Все эти
картины предстают нам в отчетливых красках и в то же
время от них веет какой-то таинственной поэтической
прелестью, как бы благоуханием и свежестью этих гор,
цветов, лугов и лесов 9. <...>
Два замечательнейших ученых новейшего времени
Александр Гумбольдт и Христиан Эрстед, первый в сво
ем «Космосе» (ч. II, стр. 1—103), второй в своем рас
суждении об отношении естествознания к поэзии
(в «Духе природы», ч. II, стр. 1—52), указывают, как на
настоятельное требование нашего времени, на более
обширное приложение в области изящного современ
ных открытий и исследований природы. <...>
Стоит прочесть целиком упомянутые сочинения, что
бы убедиться, что Лермонтов выполнил в своих стихо
творениях большую часть того, что эти великие ученые
признают потребностью нашего времени и чего так
живо желают.
Пусть назовут мне хоть одно из множества толстых
географических, исторических и других сочинений
о Кавказе, из которого можно бы живее и вернее позна
комиться с характеристическою природою этих гор и их
жителей, нежели из какой-нибудь кавказской поэмы
Лермонтова. <...>
Поэтический гений Пушкина, о котором до сего вре
мени появившиеся стихотворные переводы на немецкий
370
язык могут дать лишь слабое представление, выразился
в его зрелых произведениях с такою мощью и имел
столь народный характер, что молодые
не подчиниться его огромному влиянию, и оно было тем
сильнее, чем даровитее была натура поэта, как, напри
мер, у Лермонтова.
Лермонтов явился достойным последователем своего
великого предшественника; он сумел извлечь пользу для
себя и для своего народа из его богатого наследства, не
впадая в рабское подражание. Он выучился у Пушкина
простоте выражения и чувству меры; он подслушал
у него тайну поэтической формы. Некоторые из его ран
них лирических с т и х о т в о р е н и й , — из которых я перевел
одно, «Ветка П а л е с т и н ы » , — невольно напоминают Пуш
кина; известное внешнее сходство с Пушкиным пред
ставляют и некоторые другие стихотворения, например,
«Казначейша». Но противоположности между характе
рами и творчеством обоих поэтов гораздо ярче и опреде
леннее этого сходства. Сходство в них скорее случайное,
внешнее, условное, тогда как то, в чем они расходятся,
составляет самую сущность творческой индивидуально
сти каждого из них.
Поэтические средства Пушкина и Лермонтова были
почти одинаковы, точно так же и обстоятельства, при
которых они развивались; только само развитие было
различно.
Оба поэта заплатили изгнанием за первый поэтиче
ский порыв, за их юношеское стремление к свободе.
Пушкин вернулся из изгнания — Лермонтов умер в из
гнании.
ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ
Через него <Павла Олсуфьева> я познакомился так
же с Лермонтовым, когда тот на своем последнем пути
из Петербурга на Кавказ — в марте 1841 года 1, — уеди
нившись в доме тетки графини Мамоновой, провел
в Москве несколько дней. <...>
Хотя он еще не достиг тридцатилетнего возраста, но
уже казался уставшим от жизни; он был среднего роста
и ничем особенно не выделялся, если не считать высо
кого лба и больших, печально сверкающих глаз. В то
время был в продаже лишь небольшой томик его сти
хов, а другими стихотворениями, ходившими по рукам
371
в списках, меня снабдил Павел Олсуфьев. Этот неболь
шой томик, изданный очень скромно, был вскоре рас
куплен, и прошло продолжительное время, пока появи
лось новое издание 2. Критика отнюдь не была едино
душна в признании его таланта. Казалось, не хотели
сразу же после смерти Пушкина возвести на его трон