М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

360

вению и из самолюбия, чтобы показать свету что-

нибудь свое; о нем знали лишь по ссылке, а произведе­

ний его еще не читали. Здесь будет уместно провести

параллель между Пушкиным и Лермонтовым, соб­

ственно, в смысле поэта и писателя.

Пушкин — весь порыв, у него все прямо выливается;

мысль исходит или, скорее, извергается из его души, из

его мозга, во всеоружии с головы до ног; затем он все

переделывает,

исправляет, подчищает, но мысль остает­

ся та же, цельная и точно определенная.

Лермонтов ищет, сочиняет, улаживает; разум, вкус,

искусство указывают ему на средство округлить фразу,

усовершенствовать стих; но первоначальная мысль

постоянно не имеет полноты, неопределенна и колеблет­

ся; даже и теперь в полном собрании его сочинений

попадается тот же стих, та же строфа, та же идея,

вставленная в совершенно разных пьесах.

Пушкин давал себе тотчас отчет в ходе и совокуп­

ности даже и самой маленькой из его отдельных пьес.

Лермонтов набрасывал на бумагу стих или два,

пришедшие в голову, не зная сам, что он с ними

сделает, а потом включал их в то или другое стихотво­

рение, к которому, как ему казалось, они подходили.

Главная его прелесть заключалась преимущественно

в описании местностей; он сам, хороший пейзажист,

дополнял поэта — живописцем; очень долго обилие

материалов, бродящих в его мыслях, не позволяло ему

привести их в порядок, и только со времени его вынуж­

денного бездействия на Кавказе начинается полное

обладание им самим собою, осознание своих сил и, так

сказать, правильное использование своих различных

способностей; по мере того как он оканчивал, пере­

смотрев и исправив, тетрадку своих стихотворений, он

отсылал ее к своим друзьям в Петербург; эти отправ­

ки — причина того, что мы должны оплакивать утрату

нескольких из лучших его произведений. Курьеры,

отправляемые из Тифлиса, бывают часто атакуемы

чеченцами или кабардинцами, подвергаются опасности

попасть в горные потоки или пропасти, через которые

они переправляются на досках или же переходят вброд,

где иногда, чтобы спасти самих себя, они бросают

доверенные им пакеты, и таким образом пропали две-

три тетради Лермонтова; это случилось с последней

тетрадью, отправленной Лермонтовым к своему изда­

телю, так что от нее у нас остались только первоначаль-

361

ные наброски стихотворений вполне законченных,

которые в ней заключались.

На Кавказе юношеская веселость уступила место

у

Лермонтова припадкам черной меланхолии, которая

глубоко проникла в его мысли и наложила особый отпе­

чаток на его поэтические произведения. В 1838 году

ему разрешено было вернуться в Петербург 9, а так как

талант, а равно и ссылка уже воздвигли ему пьедестал,

то свет поспешил его хорошо принять.

Несколько успехов у женщин, несколько салонных

волокитств вызвали против него вражду мужчин; спор

о смерти Пушкина был причиной столкновения между

ним и г. де Барантом, сыном французского посланника;

последствием спора была дуэль, и в очень короткое

время — вторая между русским и французом; некото­

рые женщины выболтали, и о поединке узнали до его

совершения; чтобы покончить эту международную

вражду, Лермонтов был вторично сослан на Кавказ.

От времен второго пребывания в этой стране войны

и величественной природы исходят лучшие и самые зре­

лые произведения нашего поэта. Поразительным скач­

ком он вдруг самого себя превосходит, и его дивные

стихи, его великие и глубокие мысли 1840 года как будто

не принадлежат молодому человеку, пробовавшему свои

силы в предшествовавшем году; тут уже находишь

больше правды и добросовестности в отношении к са­

мому себе; он с собою более ознакомился и себя лучше

понимает; маленькое тщеславие исчезает, и если он

сожалеет о свете, то только в смысле воспоминаний

об оставленных там привязанностях.

В начале 1841 года его бабушка, госпожа Арсеньева,

выхлопотала ему разрешение приехать в Петербург

для свидания с нею и получения последнего благослове­

ния; года и слабость понуждали ее спешить возложить

руки на главу любимого детища. Лермонтов прибыл

в Петербург 7 или 8 февраля, и, горькою насмешкою

судьбы, его родственница, госпожа Арсеньева, прожи­

вавшая в отдаленной губернии, не могла с ним съехать­

ся по причине дурного состояния дорог, происшедшего

от преждевременной распутицы.

Именно в это время я познакомилась лично с Лер­

монтовым, и двух дней было довольно, чтобы связать

нас дружбой; одним днем более, чем с вами, любезный

Дюма, а потому не ревнуйте. Принадлежа к одному

и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром

362

и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рас­

сказ об известных мне его юношеских проказах; мы