М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Сборник

забыл о существовании этого маленького офицера, когда

случилось так, что он подошел к кружку тех дам,

с которыми я разговаривал. Тогда я пристально по­

смотрел на него и так был поражен ясным и умным его

взглядом, что с большим любопытством спросил об

имени незнакомца. Оказалось, что этот скромный армей­

ский офицер был не кто иной, как поэт Лермонтов.

Происшедшая с Лермонтовым метаморфоза, состо­

явшая в том,

что он из блестящего офицера лейб-

гвардии гусарского полка преобразился в скромного

373

армейского офицера, последовала от перехода его из

Петербурга на службу на Кавказ, где он и оставался

на службе до своей преждевременной и горькой кон­

чины.

Я с ним познакомился в семействе Мартыновых,

где были три незамужние дочери, из которых одна,

по-видимому, занимала собою нашего поэта 1. Их стар­

ший брат был тот самый Мартынов, который впослед­

ствии убил Лермонтова на дуэли. Мартынов в то время

перешел из гвардии в Нижегородский драгунский полк

(на Кавказ), как кажется, потому, что мундир этого

полка славился тогда, совершенно справедливо, как

один из самых красивых в нашей кавалерии. Я видел

Мартынова в этой форме; она шла ему превосходно.

Он очень был занят своей красотой, и, по-видимому,

эта слабость, подмеченная в нем Лермонтовым, по­

служила ему постоянным предметом довольно злых

острот над Мартыновым. Лермонтов, к сожалению, имел

непреодолимую страсть дразнить и насмехаться, что

именно и было причиной его злосчастной дуэли.

В другой раз была серьезная беседа об интенсивном

хозяйстве, о котором в настоящее время так много

пишут в журналах и о чем тогда уже заботились. Лер­

монтов, который питал полное недоверие и обнаружи­

вал даже некоторое пренебрежение к сельскому хозяй­

ству, называя его ковырянием земли, сказал нам при

этом, что он сам недавно был в своем маленьком имении

в Малороссии, откуда не получалось никакого дохода.

Его долготерпение наконец истощилось, и он поехал

туда, чтобы лично убедиться в причине бездоходности

имения 2 .« П р и е з ж а ю , — говорит Л е р м о н т о в , — в дерев­

ню, призываю к себе хохла-приказчика, спрашиваю,

отчего нет никакого дохода? Он говорит, что урожай

был плохой, что пшеницу червь попортил, а гречиху

солнце спалило. « Н у , — я с п р а ш и в а ю , — а скотина

что?» — « С к о т и н а , — говорит п р и к а з ч и к , — ничего, бла­

г о п о л у ч

н о » . — « Н у , — я спрашиваю, куда же молоко

девали?» — «На масло б и л и » , — отвечает он. «А масло

куда девали?» — « П р о д а в а л и » , — говорит. «А деньги

куда девали?» — « С о л ь , — г о в о р и т , — к у п о в а л и » . — «А

374

соль куда девали?» — «Масло с о л и л и » . — «Ну, а масло

куда девали?» — « П р о д а в а л и » . — «Ну, а деньги где?» —

«Соль куповали!..» И так далее, и так далее. Не истин­

ный ли это прототип всех наших русских хозяйств? —

сказал Лермонтов и прибавил: — Вот вам при этих

условиях не угодно ли завести интенсивное хозяйство!..»

Лермонтов хорошо говорил по-малороссийски и не­

подражаемо умел рассказывать малороссийские анек­

доты. Им, например, был пущен известный анекдот

(который я после слышал и от других) о том хохле,

который ехал один по непомерно широкой почтовой

малороссийской дороге саженей во сто ширины. По

обыкновению хохол заснул на своем возе глубоким

сном, волы его выбились из колеи и, наконец, осью

зацепили за поверстный столб, отчего остановились.

От толчка хохол вдруг проснулся, спросонья осмотрел­

ся, увидел поверстный столб, плюнул и, слезая с своего

воза, сказал: «Що за бiсова тиснота, не можно и возом

розминутця!»

По поводу лености и невозмутимости хохла Лер­

монтов мне рассказал, как, оставляя Петербург

и лейб-гусарский полк, чтобы перейти на службу на

Кавказ, он ставил свою тысячную верховую лошадь на

попечении все того же своего денщика Сердюка, пору­

чив своему товарищу по полку, князю Меншикову,

в возможно скорейшее время ее продать. Очень долго

не находилось покупщиков. Наконец Меншиков нашел

покупателя и с ним отправился в полковой манеж,

чтобы показать ему продажную лермонтовскую лошадь.

Немало времени они ожидали в манеже Сердюка с его

лошадью. Наконец показался за барьером манежа

какой-то человек, который с веревкой на плече тащил

с трудом что-то, должно быть, очень тяжелое; через

несколько времени показалась голова лошади, которая,

фыркая и упираясь, медленно подвигалась вперед

и озиралась на все стороны. Когда Сердюк с трудом

втащил ее на средину манежа, то издали она не похожа

была на лошадь, а на какого-то допотопного зверя: до

такой степени она обросла длинной шерстью; уши,