М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Сборник

образом, каждый экзаменовался отдельно, и учитель,

проэкзаменовав его, подходил к большому столу,

который стоял посередине конференц-залы, и заявлял

инспектору классов, сколько каждый экзаменующийся

заслуживал баллов. <...>

Приступая к описанию обычной, ежедневной жизни

юнкеров, я должен оговориться, что я имею в виду

154

представить отдельно два периода внутреннего устрой­

ства школы. Первый период,

с которого я начал свой

рассказ, охватывает то время, когда командиром

школы был Годейн, а эскадронным командиром Гудим-

Левкович. Это время известно под названием старой

школы, о которой все мы сохранили самую задушев­

ную память и которая кончила свое существование

с назначением в 1831 году командиром школы Шлип-

пенбаха. Второй период, то есть время Шлиппенбаха,

будет заключать в себе тяжкую для нас годину, когда

строгости и крутые меры довели нашу школу до поло­

жения кадетского корпуса. Мы вынесли всю тяжесть

преобразования или, иначе сказать, подтягивания

нас, так что мне остается только пожалеть, что я не могу

присоединить к моему рассказу третьего периода,

когда Шлиппенбах почил на своих лаврах, то есть

предался всецело карточной игре, и закваска старой

школы всплыла опять наверх. Я уже не застал ее

в школе. Считаю необходимым сделать и еще одну

оговорку: учебную часть в школе я никак не мог под­

вести под это распределение периодов, потому что

назначение Шлиппенбаха начальником школы, столь

тяжело отозвавшееся для нас во всем другом, не имело

никакого влияния на учебную часть. Шлиппенбах за­

ходил в классы, собственно, для того, чтобы посмо­

треть, смирно ли мы сидим и не высунулась ли у кого

из нас рубашка из-под куртки, а научная часть

не только не занимала его, но он был враг всякой науке.

Он принадлежал к той школе людей, которые были

убеждены, что лицо, занимающееся науками, никогда

не может быть хорошим фронтовым офицером. <...>

По существовавшему тогда обыкновению входная

дверь в эскадрон на ночь запиралась и ключ от нее

приносился в дежурную комнату. Стало быть, внезап­

ного ночного посещения эскадрона кем-либо из началь­

ников нельзя было ожидать никоим образом, и юнкера,

пользуясь этим, долго засиживались ночью, одни

за вином, другие за чтением какого-нибудь романа,

но большею частью за картами. Это было любимое

занятие юнкеров, и, бывало, когда ляжешь спать,

из

разных углов долго еще были слышны возгласы:

«Плие, угол, атанде». <...>

Нельзя не заметить, что школьные карточные сбо­

рища имели весьма дурной характер в том отношении,

что игра велась не на наличные деньги, а на долговые

155

записки, уплата по которым считалась долгом чести,

и действительно, много юнкеров дорого поплатилось

за свою неопытность: случалось, что карточные долго­

вые расчеты тянулись между юнкерами и по производ­

стве их в офицеры. Для примера позволю себе сказать,

что Бибиков, тот самый юнкер, хорошо приготовлен­

ный дома в науках, который ничему не учился в школе

и вышел первым по выпуску, проиграл одному юнкеру

десять тысяч рублей — сумму значительную по тому

времени. Нужно заметить при этом, что распроигрался

он так сильно не в самом эскадроне, а в школьном

лазарете, который был в верхнем этаже и имел одну

лестницу с эскадроном. Лазарет этот большей частью

был пустой, а если и случались в нем больные, то свой­

ство известной болезни не мешало собираться в нем

юнкерам для ужинов и игры в карты. Доктор школы

Гасовский известен был за хорошего медика, но был

интересан и имел свои выгоды мирволить юнкерам.

Старший фельдшер школы Ушаков любил выпить,

и юнкера, зная его слабость, жили с ним дружно. Млад­

ший фельдшер Кукушкин, который впоследствии сде­

лался старшим, был замечательный плут. Расторопный,

ловкий и хитрый, он отводил заднюю комнату лазарета

для юнкеров, устраивал вечера с ужинами и карточной

игрой, следил за тем, чтобы юнкера не попались, и наду­

вал их сколько мог. Не раз юнкера давали ему пота­

совку, поплачивались за это деньгами и снова дру­

жились. Понятно при этом, что юнкера избрали лазарет

местом своих сборищ, где и велась крупная игра. <...>

Я сказал уже перед сим несколько слов о курении,

но желал бы возвратиться к этому предмету, потому

что он составлял лучшее наслаждение юнкеров. Замечу,

что папиросок тогда не существовало, сигар юнкера

не курили, оставалась, значит, одна только трубка,

которая, в сущности, была в большом употреблении

во всех слоях общества. Мы щеголяли чубуками, кото­

рые были из превосходного черешневого дерева, такой

длины, чтобы чубук мог уместиться в рукаве, а трубка