Мадам Гали - 3. Охота на «Сокола» (F-16)

Барышев Юрий Федорович

Каждый раз, когда Гали слушала его выступления, ей продолжало казаться, что все, что играет ее любовник, такая же импровизация, как тогда, в первую их встречу… Лицо Льва менялось, будто не Шостакович или Скрябин, а он сам в этот самый момент творил эту музыку.

Концерт заканчивался, слушатели аплодировали, на сцену летели цветы, скрипачи стучал смычками. Лев скромно кланялся. Ускользнув от экзальтированных поклонниц, они уезжали ужинать в один из полюбившимся им ресторанов. Глубоко за полночь, смертельно уставшие, они возвращались в съемную квартиру и неистово занимались любовью. Откуда

на это бралась энергия они не могли понять. Но это их и не очень волновало.

Здесь она целиком отдавалась ему. Он нежно прикасался к ее извивающемуся от возбуждения телу, растворялся в ее желаниях, казалось, забывая о себе. Гали удивляло его умение чувствовать партнершу и творить любовь дуэтом, как бесконечную импровизацию на темы кудесников из Нью-Орлеана. В такие моменты она чувствовала себя сказочной скрипкой, рождающей завораживающие звуки в умелых руках исполнителя. У него всегда получалось делать с ее телом что-то невообразимое…

Как это ни странно именно благодаря сексу со Львом, Гали по-настоящему начала чувствовать и любить классическую музыку. Глядя, как Лев исполняет очередное творение Рахманинова, она всем телом чувствовала, как звуки отдаются где-то внутри. Каждое музыкальное произведение рождало в воображении Гали яркие сюрреалистические картины.

Гали чрезвычайно возбуждала мысль о том, что она сидит среди людей, даже не подозревающих о том, что творится в ее теле.

Но иногда, вынырнув из сладостных волн оргазма, Гали замечала в его поведении что-то… Складывалось ощущение — оно было мимолетным, но все-таки безошибочно чувствовалось: часто мыслями он витал где-то далеко, и не с ней.

Гали гнала от себя эти мысли. К чему? Ведь все так хорошо. Она понимала, что может быть, именно из-за этой ускользающей от нее тайны в их отношениях, она и любит его. А в том, что она начала влюбляться, Гали не сомневалась. И то, что иногда происходило со Львом, притягивало именно своей неразгаданностью. И ей очень захотелось завоевать его и безраздельно владеть его душой и телом.

В своих мечтаниях она видела себя его женой. И жила бы жизнью жены артиста. Тем более, что возможности этот брак открывал безграничные. Уже сейчас никто не сомневался, что его имя когда-то прогремит на весь мир.

К 15-ти годам Лев уже занял первое место в международном конкурсе. И с тех пор шел только вперед, становясь все более значимой фигурой в мире классической музыки.

Ему стали делать предложения о турне по странам Европы. Известный лондонский оркестр приглашал сделать запись концерта с его участием.

С таким мужем Гали увидела бы мир. Тот мир, что столь сильно притягивал ее. Госпожа Глузкер, фрау Глузкер, миссис Глузкер, мадам Глузкер… Ей нравилось вслушиваться в музыку этих слов.

Правда, Лев пока не делал ей предложения. У него бывали периоды, когда он исчезал. Просто пропадал без объяснений — обычно на три-четыре дня. Гали поначалу очень злилась. Пару раз она даже пыталась закатить сцену ревности или разыграть истерику, но Лев лишь замыкался в себе и делался совсем непробиваемым.

Гали поняла — не стоит давить на него. Не нужно его ни о чем спрашивать, не стоит пытаться привязать его к себе. Нужно просто уметь ждать. И Гали ждала.

Проходило время, и

Лев вновь появлялся, звонил ей и просил приехать. Он встречал ее с цветами, улыбаясь, выслушивал истории Гали, о том, что происходило с ней за время его отсутствия, но сам лишь отмалчивался или говорил ничего не значащие слова.

Ночи они проводили в богато обставленной квартире в высотке на Котельнической набережной, принадлежащей другу родителей Льва, директору магазина на улице Горького. Он уехал в очередную командировку, оставив ключи семейству Глузкер. Старшее поколение, в свою очередь, будучи людьми прогрессивными, отдало ключи сыну. О его отношениях с Гали они знали, но мнения своего не высказывали. Отец и мать души не чаяли в единственном сыне.

Обычно Гали приезжала, взмахом руки приветствовала старичка-консьержа, взбегала по лестнице, игнорируя лифт — не так высоко, всего-то третий этаж. Консьерж, вытягивая шею, высовывал голову из окошка своей коморки и, вздыхая, скользил взглядом по упругой попке этой молодой «сучки». Сейчас этот чернявый затеет с ней половецкие пляски. Он грузно опускался в продавленное кресло, закрывал глаза и придавался мечтаниям.

Открыв дверь своим ключом — Лев сделал для нее дубликат в первую же неделю их знакомства, она медленно входила в квартиру.

По обыкновению, Лев уже ждал ее в спальне, раскинувшись на двуспальной кровати, иногда совершенно голый. После своих исчезновений он всегда бывал особенно страстен и пылок. Гали, конечно, имела все основания для ревности. Но почему-то она была уверена: эти отлучки никак не связаны с женщиной. В том, что он ей верен, Гали не сомневалась.

Потом он неожиданно исчез надолго. Через неделю Гали стала волноваться, но не слишком — она успела уже привыкнуть к его выходкам. К тому же Лев готовился к участию в международном конкурсе. Но вот однажды среди ночи ей позвонила Таня… С тех пор как Гали и Лев начали встречаться, всякие отношения приятельниц прекратились. Гали было не впервой уводить у подруг парней. Поначалу ее еще мучила совесть, но потом она перестала обращать внимание на такие мелочи. «В любви и на войне…»

Таня плакала и что-то невнятно лепетала в трубку. Смысл произносимого начал доходить только после того, как на том конце провода раздались частые гудки.

История была темная и по тем временам позорная. Лев Глузкер оказался под следствием по 211-ой статье УК РСФСР. Статья, по которой судили за самое омерзительное преступление — мужеложство.

Поговаривали, что его застали с кем-то из «за бугорных» музыкантов и предложили не возбуждать дело взамен на «сотрудничество», однако, он отказался. До конца жизни Лев ничего никому не рассказывал об этом.

Слушание было закрытым, богема распухала от слухов, один невероятнее другого. Гали на время исчезла с тусовок, чтобы не видеть сочувственных или насмешливых взглядов. Что произошло со Львом на самом деле, никто не знал.

Как бы там не было, иностранец беспрепятственно покинул СССР, а несговорчивому гению влепили два года… Впрочем, ему хватило бы и недели. Сесть в тюрьму с подобной статьей, значило сразу оказаться в самом низу воровской иерархии, тем более мальчику из хорошей семьи, за всю жизнь ни разу не ругнувшемуся матом.