Мадам Гали - 3. Охота на «Сокола» (F-16)
Шрифт:
Гали склонилась над столом, разгружая сумку. На цветастой клеенчатой скатерти появились деликатесы. Балык, две палки сырокопченой колбасы, стеклянные банки с этикетками «Икра кетовая» и «Икра зернистая», крабы, коробка с тортом «Прага»…
Софья Григорьевна растерянно смотрела на дочь.
— Что ты, Галочка, ну, зачем ты тратилась? У нас все есть…
— Знаю я, что у вас есть. Мама, ну перестань. Ты хоть чеки истратила?
— Да, Изольдочка сходила в «Березку».
— Понятно. Изольда сходила, — неодобрительно пробормотала Гали. Сестры не очень-то дружили, и Софья Григорьевна давно смирилась с этим.
Изольда откровенно завидовала сестре. Гали, похоже, надежно осела в Париже, ездила по свету, жила в свое удовольствие. Изольда изо всех сил старалась показать, что не больно-то
— А Изольда все там же работает, платят ей мало, правда, но она стала кое-что продавать…
Мама испуганно осеклась, но Гали все поняла.
— Значит, продает тряпки, которые я вам в подарок привожу?
— Да. Ты только не ругай ее, доченька, она же как лучше хочет.
— Да, неужели я вам денег мало перевожу? И сколько она там выручит, копейки, да еще с милицией свяжется. Никогда она не умела такими делами заниматься, поздно и начинать!
— Ладно тебе, Галочка, не кипятись…
Вот значит, как. Изольда устроилась неплохо. Ну, если у этой дурочки будут неприятности с милицией, она, Гали, и пальцем не пошевельнет, чтоб ее выручить. Нельзя же быть такой чокнутой!
Мама тем временем нарезала хлеб, уложила его горкой на плетеной корзиночке, которую Гали помнила еще с детства, и, наконец, поставила перед дочерью тарелку дымящегося борща.
— Покушай, Галочка! А то ты у меня такая худенькая…
Гали улыбнулась… Мамам всегда кажется, что их дочки выглядят изможденными жертвами голода. И убеждать в обратном бесполезно, а уж о диетах говорить — боже упаси!
Неторопливо текла их беседа. Гали рассказывала о своем доме, о светской жизни в Париже и о своих странствиях по свету. Софья Григорьевна слушала, подперев подбородок рукой, смотрела на дочь сияющими глазами. Она гордилась своей девочкой, радовалась, что в жизни у той все складывается. Вот только…
Помолчав, она осторожно спросила:
— Доченька, а как твой муж? Вы с ним не собираетесь… Мне бы так хотелось внуков! Гали вздохнула. Ну как объяснишь маме, что семейная жизнь у нее далека от идеала? Маме невозможно рассказать правду. На первом месте у Софьи Григорьевны всегда была семья. «Я вас двоих одна растила, и ничего, справилась, а жизнь-то посложнее нынешней была», — всегда говорила она. Оставшись без мужа, Софья Григорьевна не думала о своем женском счастье, а всю энергию молодой сильной женщины вложила в дочерей, в Галочку и Изольду.
А теперь ни та, ни другая никак не порадуют ее внуками.
Изольда, может, и обрадовалась бы и мужу и детям, но личная жизнь у нее не складывалась. Она, конечно, не красавица, но и не такие замуж выходят. Все ее подруги давно обзавелись семьями. Да и Изольда могла бы жить иначе. Но, характер у нее с детства был испорчен завистью. Эгоистичность и постоянное недовольство обиженного ребенка, сформировали характер Изольды. Редких ухажеров, которых ей дарила судьба или случай, отпугивала безапелляционность Изольды. Она словно бы отыгрывалась на людях за собственные неудачи.
Софья Григорьевна видела, что дочери нелегко. Но помочь ей ничем не могла. Стоило лишь заговорить, попытаться мягко образумить ее, как та срывалась в крик: «Галочке, значит, можно мужиками крутить, а мне нельзя?!» Была еще одна очень серьезная причина, которая оставляла очень мало шансов для Гали забеременеть. Мама об этом ничего не знала. Об этом не знал никто, кроме Гали и еще …
В семнадцать лет окружающий тебя мир кажется прекрасным, добрым, фантастически интересным. Даже если ты живешь в коммуналке, и у тебя всего одно приличное платье. Стоит только вырваться на улицу, уехать с друзьями в Парк Горького, в Сокольники или на Ленинские горы. Там можно провести весь день весело и занятно. И для этого не нужно ничего: ни организованных школьных мероприятий, ни концертов на открытом воздухе, ни массовиков-затейников. Достаточно того, что светит яркое летнее солнце, вокруг много свободного пространства, наполненного светом, теплом и ощущением того, что ты молода, красива и радостна. Когда устаешь от шума и гвалта компании, можно
А иногда, ты оказываешься в каком-то волшебном саду, наполненном ароматом тропических цветов. Опускающееся в море солнце, отбрасывает длинные фиолетовые тени от зарослей кустарников, окружающих беседку, в которой ты сидишь. И ты чего-то ждешь, еще не зная чего. И ты видишь прекрасного юношу, идущего по дорожке. И сердце твое начинает трепетать, тело охватывает истома. Он подходит к тебе, берет тебя за руку и долго смотрит влюбленными глазами. И что-то говорит, но ты его не слышишь. Ты чувствуешь токи, идущие от его руки и из его глаз. Он садится рядом с тобой, обнимает и нежно целует тебя. И последний луч утопающего в море солнца, золотит верхушку кипариса, единственного свидетеля любовных игр…
У Гали было несколько компаний сверстников. В последнее время увлеклась высоким, смуглолицым, голубоглазым Давидом, который был старше ее года на три. Ее привлекали его независимость, самостоятельность, чувство какой-то внутренней свободы. Отец его работал в Госплане, ездил на служебной черной «Волге» с водителем. Мать была членом Союза советских художников. Красивая грузинка стремилась, как могла, оградить сына от коммунистической идеологии. У Давида всегда водились деньги. Учился он в Плехановском институте народного хозяйства, где отец часто выступал с докладами и лекциями. Давид давно заметил искреннее восхищение, которое сквозило в глазах Гали. Если ей удавалось потанцевать с ним, она прижималась к нему всем телом и закрывала глаза. Иногда Давид собирал пирушки у старшего брата Георгия, который жил один в двухкомнатной квартире. К тридцати годам Георгий успел три раза съездить за границу по протекции отца и развестись с женой, брак с которой считал студенческой глупостью. Во время частых отъездов Георгия в командировки хата была в распоряжении Давида, который жил со своими родителями. Порой пирушки затягивались далеко за полночь, а то и до утра. Когда подвыпившие пары разбредались по кроватям и диванам, Гали готова была убить Давида, который, не обращая на нее никакого внимания, уводил в спальню свою очередную пассию. Гали была самая молодая из приглашаемых девиц, и ее к 11 часам вечера старались выпроводить домой. Правда, перед этим она должна была вымыть всю посуду, убрать мусор и навести относительный порядок. Собственно для этого Давид ее и приглашал.
В тот вечер Гали, убравшись, решила принять душ. Из-за шума воды она не заметила, что кто-то приоткрыл дверь в ванную и сквозь щель наблюдает за ней. Это был Георгий, неожиданно вернувшийся раньше намеченного срока. Гали закрыла кран, взяла полотенце и стала вытираться. Красота обнаженной девушки, стоявшей к нему спиной, возбудила грузина. Поспешно бросив на пол плащ, пиджак он открыл дверь и схватил Гали сзади. От неожиданности она вскрикнула. Увидев Георгия с полуспущенными брюками, вытаращенными глазами и вздыбленным членом, она завизжала так, что зазвенели стекла. Прибежавшие на крик собутыльники, сообразив, в чем дело, покатились со смеху, и быстро разошлись заканчивать прерванную групповуху. Гали, натянув платье на мокрое тело, понеслась по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.