Мадам Гали - 3. Охота на «Сокола» (F-16)
Шрифт:
— Ну, пойми же ты, Галя, так нельзя. То еду, то — не еду. — Детский сад какой-то, а не серьезная работа.
— Я еще должна поговорить с мамой. Она пока еще ничего не знает, мой отъезд, согласитесь, для нее будет тяжелым испытанием. Хотя, с материальной точки зрения, ей и сестре станет гораздо легче жить.
— Хорошо, мама у тебя мудрая женщина, она даст тебе дельный совет.
— Я согласна, — заявила она Баркову — выехать во Францию, как законная жена французского менеджера господина Мориса Гайяра. Это, во-первых. А, во-вторых, я готова Вам помогать если… я на что-то там сгожусь… Это я обещаю.
— Ну, вот совсем другое дело! Иного ответа я
В пасмурный апрельский день к старинному особняку на улице Грибоедова подъехали несколько черных «Волг». Только здесь, во «Дворце Бракосочетаний», граждане СССР могли оформить брак с иностранцами. Эффектная пара, а вслед за ней немногочисленная группа хорошо одетых людей, скрылась за дверьми особняка. Галя Бережковская играла сегодня одну из главных ролей своей жизни и не имела права сфальшивить. Впрочем, всю последующую жизнь она тоже играла и тоже «без права на ошибку». Служащие Дворца, перевидавшие разных молодоженов, не уставали восторгаться невестой. Юная, тоненькая, прелесть золотистой кожи чудесно оттенял белоснежный костюм с юбочкой до середины колена, шляпка-таблетка, строгие ажурные перчатки. Прелестные ножки в туфельках от «Кларк» — такие можно было купить в Салонах для новобрачных по талончику из Дворца бракосочетаний. Словом, прекрасно, скромно, тихо. Жених — строгий, ни разу не улыбнулся. «Солидный молодой человек», — одобрили окружающие.
Галя и Морис церемонию выдержали достойно. Присутствовали несколько друзей Бережковской, мама и сестра Изольда. Близких жениха представлял собственной персоной его шеф мсье Пьер Легаре. Выпив по бокалу шампанского после окончания процедуры бракосочетания, выслушав поздравления, тихо уехали.
Пока проводились все необходимые формальности для выезда мадам Гайяр во Францию, Анатолий начал готовить Галю к предстоящей работе в Париже.
— Постепенно прекращаешь все контакты с иностранцами.
«А чего тут непонятного, — про себя удивлялась Галя. Ей это вообще теперь ни к чему. Ее мутило лишь одно — на явках масса времени уходило на политзанятия. Она с интересом и вниманием слушала Анатолия, когда он рассказывал об оперативной обстановке во Франции и, в частности, в Париже. О том, как контрразведка и полиция следит за женщинами из России, вышедшими замуж за французов. Но какого рожна ей надо выучивать материалы съездов КПСС и выступления Генерального Секретаря?! Но, всему когда то приходит конец. Настало время собираться в дальнюю дорогу. Через месяц самолет из Шереметьево, следовавший рейсом Москва-Париж, уносил во Францию новоиспеченную мадам Гайяр. Гали смотрела в иллюминатор на ускользающую землю своей родины и жалела, что нельзя встать в салоне во весь рост и закричать: «Ура! Я лечу в Париж! У меня получилось!».
Но мучила щемящая боль за маму. Она стояла в толпе провожающих, махала платочком, не желая нарушать старинный обычай. Мама провожала свою Галочку в чужую страну, к незнакомым людям. Конечно, Софья Григорьевна понимала, что дочке несказанно повезло. Вытянуть счастливый билет, выиграть все возможные призы в лотерею — вот что значил для ее любимой доченьки брак с иностранцем. Да не с каким-нибудь чехом или поляком, а с французом. И к тому же не из далекой, пусть даже французской провинции, а из самого Парижа! Эйфелева башня, Лувр, площадь Согласия, Монмартр и Елисейские поля — все это она будет видеть каждый день,
Разве это не сказка? Да сказка, конечно. И героиня этой сказки ее дочь, превратившая свои мечты в реальность.
Но в то же время Софья Григорьевна отлично понимала, что видеться с Галочкой она теперь будет очень редко. Париж не близкий город, дай-то Бог раз в год дочка сможет приехать на недельку-другую… И от этого на глаза наворачивались слезы.
Да, и сама Гали думала так же. Но все же радовалась, что закончилась для нее жизнь в стране Советов и открывались новые, еще неизведанные горизонты. Перед ней открывался весь мир…
Первое время, после приезда в Париж, она жила будто в красивом западном кинофильме. Гуляла по улицам и бульварам, знакомым по кинофильмам и фотографиям в журналах. Заглядывала в магазинчики, останавливалась около огромных витрин роскошных универмагов. Поражалась отсутствию очередей, местные как будто не замечали всего этого изобилия и дешевизны. Незнакомые люди улыбались ей на улице, были веселы и беспечны. В гастрономах глаза разбегались от сумасшедшего изобилия жратвы. В памяти всплывали картины голодного детства.
— Я обязательно попробую все эти колбасы, сыры, копчености, обязательно — проносилось в ее голове.
Анри, еще до ее приезда, снял двухкомнатную меблированную квартиру. Дом находился в десяти минутах езды от его офиса, очень удобно. После коммуналки квартира показалась дворцом. Наконец, можно было ходить голышом, не опасаясь нарваться на соседского забулдыгу.
Легаре раз или два в неделю приезжал к ней. Для себя он завел у нее «домашнее облачение» — любимый шелковый халат, мягкие туфли, пижамы.
Нежно обняв, Легаре привлекал ее к себе, вдыхая тонкий аромат духов, смешанный с запахом тела. Сквозь шелковистую ткань платья Гали ощущала тепло его ладоней, скользящих по ее спине. Его тело напрягалось, и она чувствовала, что он действительно соскучился.
Гали было приятно осознавать, что она желанна, что ее хотят и очень сильно. Мужчина и в пятьдесят остается мужчиной, но пылкая Гали за пару часов изматывала Легаре в постели так, что он моментально засыпал, а проснувшись, поспешно одевался и уезжал. Он никогда не оставался на ночь, потому что не хотел волновать жену. Пока он собирался, Гали старалась выйти из комнаты. Эти минуты она не любила, так как не желала делать вид, что хочет оставить его на ночь.
Гали скорее испытывала облегчение, когда за Легаре закрывалась входная дверь и она оставалась одна, предоставленная самой себе и своим мечтам.
Встречи с Анри не утомляли ее. В конечном итоге, это была ее плата за комфорт и роскошь, которыми он старался окружить любовницу.
Солнце устало погружалось за кроны деревьев бульвара, раскинувшегося неподалеку. Казалось, еще немого, и они вспыхнут от нестерпимого жара. Нагретый за день воздух был плотным и горячим. Гали стояла у окна, провожая взглядом последнюю полоску светила, удалявшегося на покой. Она испытывала какое-то, непередаваемое словами, состояние единения с окружающим миром. Ей казалось, что в этом универсуме, так гармонично устроенном Создателем, должны царствовать покой и любовь. В такие моменты она была готова поделиться со всеми живущими существами теплом души и последним куском хлеба. Через пару недель, когда прошел первый шок от погружения в капиталистический рай, Гали затосковала по дому. Телефонные звонки в Москву немного смягчали чувства, но не надолго. Иногда она беззвучно плакала, перебирая фотографии.