Мадам Казанова
Шрифт:
Неистощимая тема его собственного величия моментально захватила его. Казалось, он почти забыл о моем присутствии. Сцепив руки за спиной, принялся расхаживать взад-вперед среди азалий и рододендронов.
— Франция — это я, — сказал он. — История не позволяет мне думать о разных там маленьких желаниях.
Я молча опустилась на поросшую мхом скамейку. Я уже знала, что представляют собой монологи Наполеона. Пока он говорит, лучше сидеть, поскольку эти его выступления могут тянуться бесконечно долго.
— Я уже завоевал всю Европу, — торжественно заявил Наполеон. — Весь мир ожидает того, что я укреплю, продолжу свое правление и передам его своему
В уголках рта Наполеона показалась слюна. Его остекленевший взгляд был устремлен куда-то вдаль — мимо цветов, мимо меня.
— Я оккупирую Испанию, завоюю Португалию и тем самым перережу главную артерию Англии. Я обеспечил надежность своих позиций на востоке. Российского императора отличает не острый ум, а доверчивое сердце. Мне это на руку. Я сыграл на воображении Александра, изложил ему свой план нападения на Индию, увлек идеей раздела Оттоманской империи. Я готов отдать ему Финляндию, если это поможет снять настороженность России в отношении моих планов. Пока Александр удовлетворен той ролью, которую я предоставил ему играть, до тех пор я буду ему верным другом.
Внезапно Наполеон вспомнил о моем присутствии. Он резко остановился перед моей скамейкой.
— Ради интересов Европы я должен буду еще сильнее укрепить союз Франции и России. Я сделаю это через узы брака. — Тяжело дыша, он вытер пот со лба.
Мне тоже было жарко, но после этих слов Наполеона я забыла о душном и влажном воздухе оранжереи. Он спросил:
— Ведь ты была в России, ты видела императора?
Я кивнула.
— Ты его только видела, а я его знаю. Он по-женски кокетлив и обаятелен, но он все равно мужчина. И это естественным образом ограничивает степень моего влияния на него. Но у него есть сестры. — Наполеон снова замер передо мной и уперся взглядом в цветок в моей руке. — Мои чувства должны отступить перед долгом. — Его голос ласкал и обволакивал меня, совсем как когда-то. — Я всегда был искренен с тобой, рассказывал тебе все, что думал, ничего не утаивая. Когда я увидел тебя сегодня, все мои лучшие качества снова взяли верх. Я хорошо себя чувствую, потому что снова могу поговорить с тобой и рассказать о том, что сейчас у меня на душе. Мне нужен наследник, Феличина. А императрица… — Он пожал плечами. — Императрица не может подарить мне сына и наследника, которого так ждет Франция и ждет весь мир, которого жду я сам для того, чтобы обеспечить преемственность в веках…
Таким образом, мы вернулись к началу его монолога. Но теперь Наполеон пришел в такое возбужденное состояние, что совершенно забыл о своем лукавстве и своих тщательно взвешенных фразах.
— Развод? — прошептал он с вопросительной интонацией. — Развод, — ответил он на заданный самому себе вопрос. — Династия свяжет Францию и Россию, станет гарантией мирового господства.
С меня было довольно. Я встала со скамейки и бросила утративший свежесть цветок туберозы в кусты.
— Позвольте напомнить Вашему Величеству, — осторожно сказала я, — что гости ждут. Императрица…
Наполеон
— Да, конечно, — сказал он, выходя из задумчивости, — императрица.
Он прошествовал мимо меня к выходу. Взявшись за ручку двери, Наполеон остановился.
— Мне было очень приятно поговорить с тобой так же свободно, как в старые добрые времена, — сказал он просто.
Через открытую им дверь в нагретую душную атмосферу оранжереи ворвался холодный вечерний воздух.
— Надеюсь часто видеть вас при дворе, мадам, — бросил Наполеон через плечо, и эта фраза прозвучала для меня как приказ.
Это так похоже на Наполеона с его навязчивой любовью к самому себе, что он даже не спросил меня о моей жизни, не посчитал нужным произнести какие-то слова извинения за мои оскорбленные чувства, за то, что он погубил мою юность. Его нисколько не интересовало, каким образом мне удалось преодолеть постигшее меня разочарование. Наша встреча лишь напомнила ему о том времени, когда я восхищалась им и верила в него, и сегодня эти приятные воспоминания заставили его распустить передо мной свой павлиний хвост. У этого человека была какая-то болезненная потребность постоянно самоутверждаться в собственных глазах и глазах своих слушателей. Это, а еще убеждение, что любившая его однажды женщина должна продолжать любить его и восхищаться его гением, придавало ему невероятную самоуверенность. Когда-то он не захотел жениться на мне, поскольку я была для него препятствием на пути наверх. Наполеон совершенно не понимал женщин и женской психологии, иначе он никогда не рассказал бы мне — именно мне — о своих планах вступить в брак с сестрой императора Александра!
Теперь я собиралась сделать все возможное, чтобы это его намерение никогда не осуществилось. Я расскажу об этом князю Долгорукому, Талейрану; я свяжусь с Карло, который находится сейчас в Вене, и постараюсь сделать так, чтобы сообщение об этом дошло до Англии. Император Александр должен как можно скорее узнать, что на самом деле думает о нем его «любезный брат»; ведь Наполеон попросту собирается использовать его, как лесенку, чтобы забраться в новую брачную постель! Связь через династию! Наследник для продолжения мирового господства Наполеона Бонапарта! Нет, его семя не должно найти благодатной почвы в России, не должно произрасти!
Я развила бурную деятельность. Прежде всего поговорила с князем Долгоруким и отправила его к Паолине.
— Княгиня Боргезе ожидает твоего визита, — сказала я ему. — Когда я описала ей твою внешность, она была чрезвычайно заинтересована. Она очень любит поговорить, а когда выпьет, становится весьма невоздержанной на язык. Поэтому если ты поухаживаешь за ней, то сможешь многое узнать. Она добродушна, как куртизанка, и капризна, как ребенок. Ты легко совладаешь с ней.
Я не высказала вслух того, что произнесла про себя: «А она легко справится с тобой!» В конце концов, князь Долгорукий вполне взрослый мужчина. И если Паолина захочет «проглотить» его, то это уж его дело, позволит ли он ей сделать это или нет.
Затем я пригласила к себе Талейрана и слово в слово пересказала ему то, что услышала от Наполеона. Более того, я с важным видом даже разыграла перед ним всю эту сцену в оранжерее, вложив в нее как можно больше страсти и драматизма.
Но реакция Талейрана в какой-то мере разочаровала меня. Когда я закончила рассказ, его бледное лицо осталось все таким же спокойным и невозмутимым, хотя в глазах появились веселые искорки. Он крутил пальцами свою трость за набалдашник из слоновой кости.