Мадикен
Шрифт:
— Знаешь что, Мадикен, — говорит она. — А я проголодалась.
И тут обе вспомнили, что им говорила Альва. Она сказала: «Сразу возвращайтесь завтракать!» Вот тебе и раз! Девочки остановились и озадаченно посмотрели друг на друга — дом остался далеко позади.
Мадикен тоже проголодалась, но ей неохота возвращаться. Теперь-то уж наверняка осталось совсем немного — еще чуточек, и они будут в Аппелькюллене, а там можно будет и отдохнуть хорошенько.
— Мы купим себе по яичку у тети Карлссон, — говорит Мадикен. — А когда купим, попросим разрешения
— А у нас есть деньги? — спрашивает Лисабет.
— Мда… Деньги… Денег-то как раз и нету, — задумчиво говорит Мадикен.
И вдруг она вспомнила: на ней же надето клетчатое платье, а в кармашке должна быть монетка в два эре.
— Я помню, что у меня тут было два эре, я вчера их сама сюда положила, — говорит Мадикен и начинает нетерпеливо рыться в кармане.
— А нам дадут два яйца за два эре? — спрашивает Лисабет.
Мадикен качает головой:
— Скорее всего, нет. Но можно попробовать. Скажем, что нам нужно яиц на два эре, а там посмотрим, что дадут.
Да вот беда, монетки в кармане не нашлось! Пропала куда-то.
— И что же мы теперь будем делать? — спрашивает Лисабет.
Мадикен пожимает плечами:
— Подумаешь, что такое лишние два эре!
Лисабет тоже так считает.
— Все равно пойдем к ним, — говорит Мадикен. — Может быть, тетя Карлссон спросит: «А нельзя ли вас пригласить позавтракать?» А мы скажем, что да, с удовольствием.
При мысли о том, что их, может быть, за ближайшим поворотом ожидает завтрак, девочки приободрились и опять побежали, потом опять долго шли шагом, а Аппелькюллен все не показывался.
— А вдруг зимой вся усадьба Карлссонов переезжает в другое место? — высказывает свое предположение Лисабет.
— Не будь такой ребячливой, — говорит Мадикен.
Но и ей тоже все это начинает казаться странным.
— Чудно, право, — говорит Мадикен. — Если вон за тем поворотом мы не увидим усадьбы, то, значит, нас заколдовали и, значит, плохи наши дела.
Эта мысль ее гложет… Действительно, все похоже на колдовство. Вон и деревья стоят такие красивые и такие мертвые в уборе из белого инея… Такие деревья могут расти только в заколдованном лесу. А темный блестящий лед, который манит своим привольем, чтобы дети ушли из дома и заблудились, — на самом деле это заколдованная дорога, у которой нет конца. И зимней ночью по ней катаются ведьмочки, потому что в такую стужу ведь не полетишь на метле. Да, точно! Все это — сплошное колдовство.
Но Лисабет не соглашается быть заколдованной девочкой. И с ревом, обливаясь слезами, так и заявляет Мадикен.
И надо же такому случиться: едва они проехали следующий поворот, как впереди — что бы вы думали? — показался Аппелькюллен, и перед девочками возникли скотный двор, сараи и красный жилой дом!
Лисабет перестала плакать, ее рев смолк, точно оборвался.
— Красивое место Аппелькюллен! — говорит она с восхищением.
Мадикен с ней согласна.
— Надеюсь только, что они никуда не ушли, — говорит
Туре и Майя — дети Карлссонов, и Мадикен с ними дружит, хотя они оба ужасно старые — им почти что по двадцать лет.
Девочки поспели как раз вовремя. Все — и Петрус Карлссон, и тетя Карлссон, и Туре, и Майя — сидели за столом и завтракали, когда открылась дверь и на пороге возникли, словно два румяных рождественских ангелочка, Мадикен и Лисабет.
Никто не успел и рта открыть, как Лисабет выпалила:
— Нет ли у вас яиц?
Мадикен ущипнула ее. Вот дурочка! Надо же было так некстати сказать! Другое дело, если бы у них нашлось два эре, но раз денег нету, то не с того надо было начинать.
— Да что же вы, деточки! Неужто вы по морозу отправились в такую даль за яйцами? — говорит тетя Карлссон. — А сколько штук нужно вашей маме?
Тут уж Мадикен и Лисабет совсем смутились. Как теперь объяснишь, что мама их никуда не посылала? Мадикен очень зла на Лисабет за то, что она вмешалась и все испортила. Покупателей никто не сажает за стол, а приглашают тех, кто пришел в гости.
— Вообще-то мы просто пошли погулять, — говорит Мадикен.
— Да, — говорит Лисабет. — Потому что у нас нету денег. Мы пошли погулять без денег.
— Ага! — говорит Петрус Карлссон и роняет в чашку свой бутерброд. — Таким вот образом. Погодка и вправду хорошая, в самый раз, чтобы прогуляться… без денег!
— Ужас, какая хорошая! — говорит Мадикен. — Такой аппетит нагуливается!
— Понятное дело! — говорит Петрус Карлссон. — Как же иначе!
Но, кажется, он все-таки не совсем понимает. Зато тетя Карлссон оказалась куда понятливей.
— А не согласитесь ли вы покушать с нами каши? — спрашивает она.
— Спасибо, да! — отвечают Мадикен и Лисабет в один голос.
Они быстро скинули шапочки, кофты и варежки и уселись за стол быстрее, чем Майя успела поставить для них тарелки.
Карлссоны уже позавтракали, но никто не встает из-за стола, все остаются сидеть и заводят беседу с Мадикен и Лисабет.
— Так, значит, вы пошли прогуляться на свежем воздухе, — говорит, посмеиваясь, Петрус Карлссон.
У Мадикен и Лисабет рот так набит кашей, что они не могут ответить и только кивают. Тетя Карлссон подвигает им большие ломти хлеба, намазанные маслом. Девочки жуют хлеб с маслом, большими ложками наворачивают кашу. Глядя на них, сразу видно, какая нынче аппетитная погода.
— По-моему, нет ничего вкуснее каши, — говорит Мадикен. — А как по-твоему, Лисабет?
— Не-а, — отвечает Лисабет кратко и решительно.
Конечно, кто же спорит, каша — вкусная еда, сейчас тем более. Но все-таки есть на свете кое-что и повкуснее, а Лисабет всегда говорит начистоту то, что думает.
Карлссоны дружно смеются. В Аппелькюллене все смеются каким-то особенным одинаковым смешком — негромко и добродушно похохатывая.
— А что же тогда, по-твоему, самое вкусное? — спрашивает тетя Карлссон.