Маэстро
Шрифт:
Из студии они вышли с двумя настоящими бобинами в руках. Но самое главное, им дали себя послушать. И теперь Марик чуть ли не приплясывал от восторга: он услышал по-настоящему взрослый тембр. У него действительно оформился голос, и теперь он знал это не с чужих слов. Голос приятный слуху, низкий баритон. Правда, не везде он чисто спел, на записи Марат уловил не совсем точную интонацию во втором куплете. Но ладно, как бабушка говорит, первый блин всегда комом. Были бы у них еще деньги, переписали бы. Теперь в следующий раз.
А Рудик шел расстроенный. Он тоже себя услышал со стороны. И то, что он услышал, ему совершенно не понравилось.
–
– Не пискля, а тенор, – пытался его утешить Марик, хотя и сам внутренне содрогался, когда друг начинал петь. – Высокий тенор, поющий в народной манере. У тебя отец тоже так «подвывает».
– У отца красиво получается! А у меня…
– Тренируйся! Может, еще пониже голос станет. Мы же еще растем.
– Ты уже вырос…
– Так все же по-разному…
Они дошли до продавщицы мороженого. Взяли еще по эскимо, заесть впечатления. Сели на лавочку.
– Нет, таким голосом я петь не буду, – вдруг заявил Рудик. – И правильно, что меня на конкурс не взяли. Только людей пугать. А знаешь, я и не особенно хочу петь-то.
Марат молча на него смотрел, не забывая облизывать мороженое с низу, чтобы брюки не заляпало. Брюки были единственные, в них еще вечером выступать.
– Просто меня дома никто не поймет. Отец особенно. Он поет, дед пел. Прадед тоже пел. Наверное. Династия Семипаловых. Если я скажу, что мне не нравится петь, что меня раздражает собственный голос, они меня не услышат. Почему мне обязательно надо петь? Почему нельзя просто писать музыку?
– Можно. – Марик отправил в рот последний кусок эскимо и тщательно вытер руки платком. – Ты сам себе должен разрешить писать музыку. Как я разрешил сам себе петь. Родители, учителя, конкурсы… Ерунда это все. Ты сам должен принять решение. Пошли. Алевтина Павловна нас уже потеряла, наверное.
Алевтина Павловна их не просто потеряла. Когда они вернулись в гостиницу, она уже собиралась милицию вызывать и заявлять о пропаже двух мальчиков.
– Двух очень самовольных мальчиков! – возмущалась она. – Я за вас ответственность несу! А вы ушли гулять по незнакомому городу! А если бы вы потерялись?! В Москве ничего не стоит потеряться. Марат, ты сорвал бы выступление на конкурсе, ты понимаешь?
– Как можно потеряться в Москве? – пожал плечами Марик. – Дошел до метро, а там схема есть.
Алевтина Павловна только глаза закатила. Кажется, Марат давно исчерпал лимит ее терпения. Но до конкурса оставалось два часа, и ругаться времени уже не было.
* * *
Кремлевский дворец от Дворца Республики отличался разительно. Еще больше, еще пафоснее, чего стоят только гигантские лестницы и колонны с мозаикой! А солдаты-часовые, стоявшие на всем пути от входа в Кремль до здания Дворца! А башни-крепости, которые Марик и Рудик впервые видели так близко! Словом, пока добрались до места, уже нахватались впечатлений. Да и за кулисами все было совершенно другим – огромные коридоры, нарядные, с золотыми канделябрами, в которых, правда, горели электрические лампочки, а не настоящие свечи. Большие гримерки, по которым строгая тетенька со списком распределяла конкурсантов – пять человек в одну комнату.
Марик быстро привел себя в порядок и выскользнул в коридор. Ему хотелось быстрее увидеть зал, послушать выступления других ребят. Рудик, разумеется, следовал за ним.
На сей раз Марату
– Нечего тут толпиться! В кулисах стоят только те, кому сейчас выходить! Давайте-давайте по гримеркам. Вас вызовут!
Марик молча продемонстрировал ей жетончик, перевернув его кверху ногами, мол, шестой. А так как на сцене пел конкурсант под номером три, тетенька ничего Марику не сказала, пошла гонять особо расшумевшихся девчонок с бантами.
– Неплохо поет, – заметил Марат, сосредоточенно глядя на сцену, где парень, примерно его ровесник, высоким голосом выводил «Песню дружбы запевает молодежь…». – Верхи у него хорошие!
– Неплохо, – согласился Рудик. – Репертуар выигрышный.
– Да причем тут репертуар, – поморщился Марат. – Голос какой!
– Очень даже причем, – пробормотал Рудик.
Четвертым номером выступала девочка из Армении. Пухленькая, черноглазая, она пела «Песню о Котовском». Марик молча слушал, поджимая губы. Во-первых, девочка неправильно интонировала. Во-вторых, ему не нравились ни музыка, ни текст. И особенно не нравилась общая картина конкурса. Потому что следом за ней вышел парень со вполне оформившимся баритоном и завел «Вставай, страна огромная…».
– Рудик!
– М-м-м?
Рудик стоял с отсутствующим видом и тщательно разминал руки, готовясь аккомпанировать.
– Я не буду петь «Благодатный край».
– Чего?!
Бедняга аж на месте подскочил.
– Почему?! Ты обалдел? Мы же не только за себя поем, мы за всю Республику поем!
– Я говорю, что «Благодатный край» не буду петь. Я не отказываюсь выступать. Да ты пойми, – Марик схватил друга за плечо и приблизился к нему, заглядывая в глаза, – все поют сплошной пафос! Какой-то конкурс политической песни! Я не хочу такое петь! Мне вообще эта песня не нравится! Вот я сейчас выйду и буду выглядеть как тот хлыщ в коричневом пиджаке! «Эту песню не задушишь, не убьешь…» Да как он пел, хотелось и задушить, и убить. Не хочу я таким быть, понимаешь?
Рудик обреченно кивнул. Кажется, он ждал от друга чего-то подобного.
– И что делать?
– Давай я твою песню спою! Как сегодня на записи! С нормальной мелодией, с нейтральным текстом. И голос там есть где показать. Сыграешь?
– Алевтина Павловна меня убьет.
– Трусишь?
– Чего?!
Маленький слабенький Рудик, который вечно получал тычки во дворе и обвинения в трусости и который вечно пытался доказать, что сможет залезть на дерево выше всех, что не побоится стащить яблоки из колхозного сада, хотя в собственном дворе растут три огромные яблони, что умеет драться. Как он мог пропустить мимо ушей взрывоопасное для любого мальчишки слово «трусишь?». Нет, конечно же, нет!
– Хорошо, я сыграю! Если нас исключат из школы, то обоих!
– Девятым номером выступают ученики Первой образцовой музыкальной школы Республики…
Марик чувствовал, как бешено стучит сердце. На прошлом конкурсе он почти не волновался. А сейчас его прошибал холодный пот, руки заледенели. Хорошо хоть играть не ему, а Рудику. Не задрожал бы голос…
– Солист Марат Агдавлетов. За роялем Рудольф Семипалов! «Благодатный край родной»!
Друзья переглянулись. Ну да, у ведущего же есть репертуарный лист, в котором записаны все песни. Марик качнул головой, мол, не дрейфь. Сейчас будет вам «край родной».