Мафия изнутри. Исповедь мафиозо
Шрифт:
Но разве мог кто себе представить, что это было начало новой жизни?
II
Муссомели ничем не отличалось от моего селения. Такие же босоногие детишки, перед каждой дверью деревянные клетки для кур, на улицах стаи худых, голодных собак. Но мы отправились туда вовсе не за тем, чтобы продавать брошки и женские чулки. Дзу Вартулу хотел, чтобы со мной познакомился один важный человек. И вот под вечер, дождавшись, когда спала жара (дядюшка называл самое жаркое время дня «часом змей»), мы отправились на усадьбу, стоявшую на отшибе.
Перед домом был виноградник с навесом для тени, и под ним сидели верхом на стульях, облокотившись на спинки, четверо мужчин. Увидев
— Вартулу, ну что ты нам принес на этот раз? Петушиное яйцо?
И все расхохотались. К навесу подошли и работавшие поблизости от дома крестьяне, взявшиеся неизвестно откуда пять-шесть ребятишек и две толстые женщины, и все они, казалось, обрадовались моему дядюшке. А он, как всегда, сыпал шутками и прибаутками. И чем громче вокруг смеялись, тем больше ему хотелось всех позабавить.
— А это что за паренек, Вартулу? — вдруг спросил усатый. Дядя подтолкнул меня в спину.
— Иди, поцелуй ему руку.
Дону Пеппе Дженко Руссо [11] в ту пору было, наверно, лет пятьдесят пять, и сегодня трудно понять, что представлял собой тогда такой человек, как он. Я уже насмотрелся на разных хозяев. Чем они все занимались? Командовали, заботились только о своем добре и не желали больше знать ничего на свете.
Он же был совсем другой. Сразу было видно, что его уважали не за то, чем он владел, а за то, что он собой представлял, а в нашей жизни уважение — вот самое ценное. Женщины, дети, здоровье приходят и уходят. А уважение, если его потерять, уже больше не вернешь. Целуя руку с большим, как у епископа, кольцом, я глядел ему прямо в лицо, и он мне так нравился, что мне хотелось выпить его до дна, как сырое яйцо. Он спросил, чем я занимаюсь, кем хочу стать, и дядюшка объяснил, что у нас в селении мне не найти работы, но что я парень стоящий, работящий и, главное, уважающий старших.
11
Джузеппе Дженко Руссо. Родился в 1894 году, его всегда заслонял пользовавшийся большим авторитетом Калоджеро Виццини. Оплотом его власти было селение Муссомели в провинции Кальтаниссетты. Однако, в отличие от Виццини, Руссо довелось самому пережить закат своего поколения — новая, рвущаяся к власти палермская садовая и строительная мафия его игнорировала. Зато правосудие оказывало ему максимальное внимание: он был арестован и после судебного процесса сослан в Ловеро в провинции Бергамо. Наверно, это был первый столь важный ссыльный в современной истории мафии. — Прим. автора.
— Неужели у вас здесь на усадьбе не найдется какого-нибудь дела для мальчишки, который просит только об одном — дать ему любую работу? — воскликнул дзу Вартулу, изображая полное отчаяние и закрывая лицо руками. На сей раз дон Пеппе сохранил серьезность.
— Ты что думаешь, здесь в Муссомели не хватает своих молодых парней? — произнес он и посмотрел на меня. — Разве ты считаешь себя чем-то лучше них?
— С вашего разрешения я действительно так считаю, — ответил я и имел удовольствие получить легкую пощечину от дона Пеппе, который рассмеялся и подмигнул своим друзьям.
— Вы слышите, как отвечает этот мальчишка? За словом в карман не лезет. Вартулу, твой племянничек совсем на тебя не похож: у этого парня есть голова на плечах. Как тебя зовут?
— Джованнино.
— Роза, угости-ка чем-нибудь Джованнино.
Мне дали пару печений, что пекут на Рождество, залежалых и зачерствевших. Но в такой день, как тот, если бы мне дали камни, я грыз бы их и нахваливал. Однако в тот раз на этом все и кончилось: лишь пара рождественских сухариков и какой-то полунамек. Но вечером, когда мы вернулись домой, дзу Вартулу рассказал, что меня
Отец не ответил ни «да», ни «нет». Мать спросила, далеко ли это. Дзу Вартулу рассмеялся и сказал:
— Далеко ли? По сравнению с тем, куда укатили его братья, Джованнино, считай, будет работать здесь рядом, за углом…
— Ну мы еще поговорим об этом поближе к делу, — закончил разговор отец.
Но «дело» оказалось не таким скорым. Когда меня позвали, мне уже стукнуло семнадцать, и кто знает, сколько раз моему дядюшке пришлось туда ездить и просить за меня. Из дому я уехал в марте. Думал, что ухожу до конца лета, а оказалось, что уехал более чем на тридцать лет. Даже мать не предполагала, что разлука будет такой долгой. Она положила мне в заплечный мешок хлеба на неделю, большой кусок сыра и сунула немножко денег. И надавала уйму советов, как делают все матери.
Отец же стоял с каким-то странным выражением лица и еле слышно произнес фразу, которую я никогда не мог забыть:
— Вот и последний птенец вылетел из гнезда.
Там, в селении, я ощущал себя чужаком. Это чувство впоследствии мне в своей жизни пришлось испытать не раз. И когда это случалось, я думал о своих братьях. О покойном Тото, который недолгие годы жизни, что ему еще остались, провел на чужбине, работая под землей, — он, родившийся в поле, под деревом. И о Борино, который так даже и не научился итальянскому языку и провел сорок лет жизни, если он сейчас еще жив, в другой далекой стране, среди людей, говорящих на чужом языке.
Я ухаживал за телятами, но иногда уходил с усадьбы и пас коров. По счастью, коровы и телята в Муссомели говорили на том же языке, что и коровы с телятами в моем селении — они понимали язык палки. Работа была не слишком тяжелая, но иногда происходило многое, что я, еще совсем неопытный в жизни, не мог понять. Между тем я не все время находился на одной и той же усадьбе. Случалось, меня посылали на другую усадьбу, к другим хозяевам. Во всяком случае, та усадьба, где ухаживал за своими коровами и телятами, была другая, не та, куда меня привел дзу Вартулу, когда представил дону Пеппе.
Первый год работы денег мне не платили. Дон Пеппе сумел освободить меня от призыва в армию. «Ты, благодаря мне, вместо того чтобы идти в солдаты, проходишь службу здесь, на усадьбе. Ты доволен?» — повторял он, когда меня видел. Хотя мне и не платили, я получал еду, имел крышу над головой и учился своему делу. Потом начали давать и деньги, но не каждую неделю, а так, время от времени. Я даже не знал, сколько получаю за свой рабочий день. Когда изредка мне перепадали какие-то крохи, я благодарил и откладывал денежки про запас, так как, славу богу, тратить их на что-нибудь не было необходимости. Что касается еды, то кормили досыта, а время от времени я получал пару еще хороших брюк, рубашку, кое-что из белья. Однажды я повредил ногу и меня отвели к врачу, который, наложив швы, схватил меня за ухо и сильно дернул.
— Молодец! Даже не пикнул, когда я его зашивал.
Раз в месяц, иногда и чаще, устраивались празднества. Дон Пеппе принимал важных гостей из других мест — по номерам автомобилей было видно, что они приезжают даже из Палермо. Приготавливали все мы, мужчины, и самым молодым из нас поручалось раздобыть живность. Самое трудное было не захватить животных, а знать, где это можно сделать так, чтобы не затронуть интересы друзей или важных персон. Мы отправлялись на «работу» куда-нибудь подальше, поздно вечером, а потом уже ночью возвращались пешком, гоня и таща за собой телят, свиней, баранов и прочую скотину. Мы их сразу же забивали, мое дело было закопать шкуры: яма должна была быть глубокой, иначе собаки чуяли запах и начинали рыть землю.