Маг имперской экспедиции. Том 2
Шрифт:
Воевать придется с тем количеством химер, что Кирсновский успел создать к текущему моменту. Новых подопытных ждать не приходится. Хотя…
Мой взгляд скользнул по раненой груди Часовщика. Если тот выкарабкается с того света со всеми этими ранами, то потом его стоит куда-нибудь пристроить. Не заматывать же его скотчем и не бросать в подвал? А если придется бежать отсюда, то его тут же освободят. Еще один враг вернется в строй и подключится к охоте. Нам это надо?
Я вернулся на кухню. Кирсновский старательно обклеивал окна газетами. За такой короткий срок
– Ты дурак? – Задал закономерный вопрос я.
– Ой, - чуть не упав со стула, успел все-таки схватиться за край шкафчика с крупами.
– Зачем это все? – указал на заклеенные газетами окна.
– Ты сказал, что следить могут… Вот я и…
– Точно, - хлопнул себя по лбу, - тогда продолжай.
Кирсновский вернулся к своему занятию.
– Кстати, ты не думал о пополнении своей маленькой армии? В гостиной лежит один доброволец, так и просящий зарезервировать для него местечко.
– Я не могу заниматься трансмутацией наделенного магической энергией тела. Процесс выйдет неконтролируемым, результат неожиданным. А использовать ключевой реагент, черный сахар, не могу. Подскакивает отдача внутренней энергии и мозг старается подсознательно оградить ресурс организма от истощения или высасывания сторонними силами. Было бы чем подавить подсознание и избавиться от возбуждения в нейронной системе, то попробовать можно. Либо мне нужно достичь уровня архимагистра магии, чтобы хотя бы притронуться собственными силами к эфирному фону. Черный сахар воздействует на нас совершенно иначе, чем на обычных людей. По этой же причине его никто недворянского происхождения не употребляет. Представляешь, какая бы прибыль была? Нет, вещь нервную систему расшатывает и потому вредна, поэтому воздерживаюсь от употребления и тебе не советую.
– То есть ты химеру из него сделать не сможешь? – Задумчиво потер подбородок я.
– Дай мне иной катализатор или найди черный сахар не возбудающий защитные механизмы организма. – Со смехом произнес Кирсновский, заканчивая облепливать окна.
– Буду иметь ввиду, - хмыкнул я.
Кицунэ очень заразительно зевнула, порождая цепную реакцию. После этого глаза начали слипаться с силой гидравлического пресса.
Я нашел свободную комнату с приличного вида двуспальной кроватью. Она была не заправлена, без подушек, но хотя бы чистой. Только начал расстегивать ремень, как внезапно стрельнувшая мысль заставила выбежать в коридор, перехватить бредущего к себе Кирсновского.
– Можешь еще своим химерам сказать, чтобы они притащили сюда мой револьвер и катану. Они в номере отеля лежат. Еще бы патронов прихватили и вообще хорошо будет.
Получив в ответ кивок, отпустил.
Покончив перед сном со всеми ночными процедурами, провалился в сон на кровати без подушек и одеяла.
***
Дверь кареты открылась, впуская ночной холод. Мужчина в белом костюме поежился. Трость не отпускал ни на минуту даже во время поездки на теплых мягких креслах. Она
– Павел Александрович, приехали, - пуская пар изо рта, произнес мужчина с блестящими в лунном свете зубными протезами на всю нижнюю челюсть.
– Бобрик, не пускай холод, - хрипло отозвался барон Шатый.
В горле першило уже несколько часов. Явный знак приближающейся простуды.
– Но разве мы не сюда ехали? – Переспросил недоуменно мужчина лет тридцати с сильно воспаленным левым глазом.
– Джентльменам некрасиво нарушать сон дамы. Особенно посреди ночи, - с улыбкой ответил Павел Александрович.
– Разве она спит в это время? – Хмыкнул пренебрежительно другой пассажир кареты, вытирая платком выступившую слезу.
– Как видишь, Аркадий, свет не горит.
Ателье выглядело в эту ночь совершенно обычным зданием. Такое случалось редко, в основном во время отъезда хозяйки по важным делам. Все жители в соседних домах с облегчением вздыхали и даже могли приоткрыть на ночь окна, не боясь впустить шум от веселящихся в ателье дворян.
– Мы так и будем здесь сидеть? – Аркадий от нетерпения заерзал.
– Подождем до рассвета. Пойдем, как станет достаточно светло, - сказал Шатый, сверяясь с часами из нагрудного кармана. – Самое время прикрыть дверцу, Бобрик.
Мужчина мрачно кивнул, закутываясь в коричневое осеннее пальто от потока прохладного ветра.
***
Мой сон прервался из-за доносившегося из соседней комнаты шума. Морщась от бьющих прямо в глаза солнечных лучей утреннего солнца, встал с кровати. Старческий голос отчитывал нерадивого внука. Я затаил дыхание, чтобы лучше разобрать слова.
– …Мутный он из-за плохой фильтрации. Самый явный параметр – это наличие сторонних примесей и плохо отжатых соков, - голос Афанасия Максимыча прервался, наверное, из-за курительной трубки, - через куб прогонял мангровый субстракт?
– Ага.
– А порошок нийры размешивал с маслом перед пропуском через двухколбочник?
– Зачем? – По голосу Кирсновского было ясно, что поднять с постели его смогли, а разбудить забыли.
– Действительно, - профессор бодро рассмеялся. – А консистенция почему такая? Признак неправильной термической обработки. При каких температурах грел?
– Да она грела… На плите, на огню.
– Лаборанта нашел? – Спросил Афанасий Максимыч и рассмеялся еще громче, - а расскажи-ка, Семен, где проживает кимосский змей?
– В воде, - неуверенно ответил парень.
– В какой?
– В соленой. Морской же зверь.
– Вот именно, а это означает…
Лекция обещала быть очень увлекательной, но вместо пищи для ума я бы предпочел чем-нибудь перекусить.
Путь на кухню лежал мимо дверей в гостиную. Едва я показался в коридоре, как был замечен стоящим у окна стариком. Стекла были залеплены, причем чуть ли не намертво. С трудом получилось открыть одну лишь форточку, куда и пускал дым от трубки Афанасий Максимыч.