Маг поневоле

Алексин Иван

Ощущение повторилось. Только в этот раз, я будто притронулся к прохладному живительному источнику, мягкой волной прокатившемуся по всему телу и, толчками разгоняя кровь. Но в этот раз мне было не до того. Перебивая наслаждение, сердце начало сжимать ледяными тисками отчаяния. Вода, подобно земле не обращала на мои усилия никакого внимания, не соизволив, подёрнутся даже тонкой рябью. Уже ни на что, не надеясь, я опустил ладонь ниже, опять, почти коснувшись краёв сосуда, и разочаровано отошёл к постаменту с огнём.

— Вот же! — Толик

подскочил к сосуду и чуть ли морду в него не засунул, что-то пытаясь там рассмотреть. — Должно было сработать! Я тебе точно говорю! — Возмущённо повернулся он ко мне. — Как же так! — Айхи горестно обхватил голову лапами и запричитал. — Что же делать то? Друг на глазах пропадает! А я бессилен! — Коротышка поник и тяжело вздохнул. — Вся надежда теперь на огонь.

— Стой!

Я попытался перехватить айхи, забыв о его бестелесности. Лесной дух вновь шустро произвёл свои манипуляции над еле дымящимися угольками и лишь, потом развернулся ко мне.

— Что? Не нужно было? Ну, теперь уже поздно. — Мохнатая тварь скорчила виноватую рожицу и покаянно развела руками. Мол, а что я могу? Затем айхи злорадно оскалился и послал воздушный поцелуй. Издевается гад!

Заскрипев зубами от бессилия, я поднёс руку к сосуду. Огонь обласкал меня живительным теплом, но горстка пепла даже не подумала задымиться.

— Сволочь! — С ненавистью выдохнул я, глядя на веселящегося коротышку.

К постаменту с воздухом, возле которого уже успел отметиться подлый дух, я прошамкал походкой старика, опустив голову и ни на что уже не надеясь. Воздух, сочувственно опутав мою руку тысячами невидимых нитей, нехотя заклубился у самого дна чаши.

— Даже магия воздуха почти не откликается, — недовольно фыркнул Ликон. — Полный бездарь! Уже несколько лет такого не было!

— Так и запишем, — проскрипел, склонившись над книгой писарь. — К магии способностей нет. Стихия воздуха почти не откликается!

— Что скажите, всеблагой отец? — Почтительно повернулся Ликон в сторону задумавшегося отца-наставителя. — Маг из этого выродка не получится. К отцам-вершителям его отправим? Как обычно?

— Пожалуй, — кивнул Никонт, не спуская с меня задумчивого взгляда.

— Пошёл отсседова, семя волколакское!

Очередная оплеуха направила меня к небольшой дверце, сбоку от помоста. От стены отлепился один из служек. Слишком ошеломлённый, для того, чтобы хоть как-то протестовать, я, молча, пошёл вслед за ним.

Небольшая круглая камера, всего в несколько шагов в поперечнике, влажные, покрытые ядовито-жёлтой застарелой плесенью стены, маленькое, с детскую ладошку величиной, оконце-бойница под самым потолком. Что ещё нужно человеку, чтобы спокойно, без лишней суеты и метаний, подвести черту под бездарно прожитой жизнью?

Я сидел на полуистлевшем пучке соломы, небрежно брошенным возле стены и спокойно, с неожиданным для себя фатализмом, ожидал, когда за мной придут. Всё, устал

я бороться. Видно это судьба у меня такая — ходоком стать. Сколько не крутился, как не отбрыкивался, а постоянно всё к этому поворачивало. Устал…. Пусть будет, что будет! Одна радость. С этой тварью мохнатой я всё же посчитаюсь! Гадом буду, если я это колечко в запретном городе, когда меня туда пошлют, куда поглубже не заныкаю, чтобы Толик оттуда вовек не выбрался!

Тяжело вздохнув, я, кряхтя, поднялся и прошёлся вдоль камеры, разминая затёкшие мышцы. Покосился на белеющее прямоугольным пятнышком оконце и зябко повёл плечами. Сквозь ничем не прикрытое отверстие отчётливо тянуло холодом и сыростью. Да уж. Зимой тут, наверное, и пару часов не протянешь! Уже, сейчас, далеко не Ташкент. Забирали бы уж скорей, что ли! Чего тянуть? Итак, уже, судя по всему, день к вечеру идёт.

Я развернулся, сунув под мышки начавшие зябнуть руки и, буквально упёрся в довольно ухмыляющего Толика.

— Я тебя не звал! — Грубо рявкнул я на коротышку.

— Я сам пришёл, — нагло хмыкнул тот в ответ и критическим взглядом осмотрел помещение. — До чего же тоскливое место! Всё же хорошо, что нам с тобой тут целый год жить не придётся!

— Теперь-то уж точно не придётся?! — Буквально взорвался я, моментально растеряв всё своё спокойствие. — Ты, что натворил, мартышка облезлая?!

— Почему облезлая? — По-моему, не на шутку обиделся айхи, проведя лапой по шелковистому меху. — Моей шкурке кто хочешь, позавидовать может! Возьмём, к примеру, зайца. — Толик плюхнулся на беспечно оставленную мной без присмотра солому и, увлечённо, попытался продолжить. — У него шкурка…

— Да плевать мне какая у тебя шкурка! — Окончательно разозлился я. — Пусть она у тебя хоть клочьями облазить начнёт — мне по барабану! Ты почему мне на инициации нагадил?! Вот что я знать хочу?! Ещё и ухмылялся радостно! Весело тебе было?! Ну, ничего! — Я буквально навис над Толиком, сжав кулаки. — Скоро я повеселюсь! Когда с колечком обратно, в запретный город, возвращаться буду!

— Да не делал я ничего! Как я мог навредить, ежели у меня доступа к магии нет?! — Зелёные глазки с вертикальным зрачком, с укором смотрящие снизу вверх, моментально наполнились слезами. — Ты сам виноват! Я же тебе предлагал доступ к своей внутренней силе дать! Сам отказался! Сейчас бы адептом земли был, а не тут сопли на кулак наматывал!

— Заврался ты совсем! — Заскрипел я зубами от бессилия. Желание придушить наглого фигляра стало почти физическим, разбегаясь по всему телу холодными мурашками. Но осуществление данного мероприятия, в связи с бестелесностью духа, было пока мне недоступным. — А кто возле чаш лапами махал?

— Так это же шутка такая! — Айхи захихикал, косясь в мою сторону. — А ты и поверил! Видел бы ты свою рожу, когда на твой зов земля не откликнулась!

— А вдруг бы откликнулась? — Заглянул я в глаза коротышки.