Маг с Явы
Шрифт:
– Хорошая мысль, – заметил Хандоко.
Мы добрались до места, и мои братья-ученики сразу приступили к приготовлениям. Как и в прошлые разы, они положили цветы и еду для духа и зажгли ароматическую палочку –ху.
Все мы, полтора десятка человек, собрались вокруг пожертвований, и Джон приступил к медитации, вызывая духа. Мы тут же услышали пронзительное завывание ветра, предвещающее появление призрака. Я заметил, что ароматическая палочка шевельнулась. Внезапно справа от даров, прямо напротив моего Учителя, появился оранжевый ореол. Нежный голос
– Здравствуй, брат Чан, – сказал голос. – Я рад, что ты вновь здесь со мной. Ты привел с собой сегодня много друзей, много новых лиц. Как их зовут?
– Хандоко, – начал Джон.
– Хандоко, – шепотом повторил голос. – А рядом с ним два белых человека. Они из Голландии?
– Нет, – быстро ответил Джон, –Дари Юнани... из Греции.
– А... И как их имена? – спросил принц.
– Коста и Геркулес, – ответил Джон, и дух повторил за ним.
Я пытался сконцентрироваться как только мог на оранжевом ореоле и различил мелькающую в нем тонкую руку. Больше я ничего разглядеть не мог, как ни старался. Диалог продолжался, но уже слишком сложный, чтобы я мог понять его с моим слабым знанием индонезийского. Через какое-то время Джон поблагодарил духа, и тот исчез.
Я повернулся к Джону:
– Почему он спросил, не из Голландии ли мы?
– Потому что увидел светловолосого Геркулеса. Когда принц был жив, белые люди, приезжавшие на Яву, были голландцами, и они не особенно ему нравились. Ему просто интересно, что вы здесь делаете.
«Бр-р... Хорошо, что он понял, что мы не его старинные враги», – подумал я.
– Все прошло удачно? – спросил я.
– Не совсем. Я хотел спросить об одном своем друге, который умирает, – не сможет ли дух помочь ему, но принц сказал лишь, что мой друг сам создал себе плохую карму, и то, что он сейчас умирает, воля небес. Еще он предложил мне напомнить другу о том, что Бог существует, чтобы в него всецело верили и не сопротивлялись тем наказаниям, которые предопределены кармой.
Я молчал. Слова Учителя задели меня, и в то же время я вдруг понял, какую честь он оказал нам, пригласив сюда.
Мы были первыми белыми людьми, которых дух принца видел за последние четыреста лет, первыми, кого мастер привел к нему на перевал Пунак.
Я не знал, что сказать Учителю, оказавшему мне такую честь. Обнять его не представлялось никакой возможности. Ява – не Средиземноморье, а китайцы вообще не склонны к публичному проявлению чувств. Я надеялся, что в будущем смогу как-то отблагодарить его за все.
Мы встретились с Джоном поздно вечером и ужинали в его доме, как обычно. Позже, после традиционного обмена любезностями, пили чай на веранде, и Джон попросил Хенки принести керисы.
Их было три. Один лучше другого, как и говорил Хенки. Лезвия у двух были изогнуты, а третий, самый красивый, был прямой, с гладким лезвием. Поверхность металла почернела, была грубой и иссеченной. По малазийской и индонезийской традиции после изготовления керисы поливали горячим соком лайма и мышьяком.
Керисы благоухали, их поверхность была покрыта ароматическим маслом. Я спросил Хенки, из чего оно.
– Из особого индонезийского дерева, – ответил
– Понятно.
– Для керисов можно использовать только масло живых растений, ни в коем случае не химическое.
– Ясно.
– Я серьезно.
– И я тоже. Сколько стоит такой?
– От двадцати до сорока тысяч долларов, если он действительно наделен силой.
– Сомневаюсь, что когда-нибудь у меня будет такой, Хенки, но за предложение спасибо.
– Ты можешь обзавестись им в будущем, чтобы защитить семью, – сказал он просто.
Джон прервал нас:
– Думаю, надо показать Косте и Дорис, на что способны керисы. Сядьте все на землю.
Дорис повиновалась, а я довольно глупо спросил:
– Зачем?
– Затем, что так будет лучше, – ответил Джон.
Мы расчистили кофейный столик от остатков чаепития и уселись вокруг. Я сел напротив Джона, Дорис слева от меня, Хенки напротив нее.
Джон взял блюдце и перевернул его. Потом зажег благовоние и осторожно поместил его на перевернутое блюдцо, чтобы не испортить поверхность стола. После этого взял меньший по размеру керис и положил на стол, так что лезвие опиралось на ножны.
Без предупреждения он сконцентрировался, и я почувствовал вибрацию в животе. Лицо Джона стало похоже на лик статуи: я почти слышал, как замедляется, почти останавливается биение его сердца. Казалось, пространство вокруг него сгустилось.
Внезапно лезвие начало поворачиваться вокруг ароматической палочки. Дорис улыбнулась. Джон взял в руки керис, помахал над ним палочкой и вложил кинжал в ножны.
– У этого не так уж много силы, – сказал он.
Он достал второй керис и положил его на стол, так же как первый. Потом вновь сосредоточился, на этот раз быстро. Второй керис тоже начал, чуть вибрируя, вращаться вокруг благовония. Создавалось впечатление, что он с жадностью поглощает дым. Джон взял керис в руки.
– Этот сегодня не в настроении, – заметил он. – Не будем его трогать.
Он коснулся ножен концом кериса, и тот со звоном как бы сам натянул их на себя.
– Я еще раз хочу это увидеть, – попросил я. Джон улыбнулся.
– Ладно. Держи ножны. – Он вынул лезвие из деревянных ножен и передал их мне.
Я крепко сжал ножны правой рукой. Джон прикоснулся к ним концом лезвия и что-то шепнул керису. Ножны довольно активно пытались высвободиться из моей ладони, а керис будто тянул их к себе.
– Я сказал, – усмехнулся Джон. – что он сегодня не в настроении! Не хочет, чтоб его тревожили.
Он вынул керис из ножен, окурил его фимиамом, вложил обратно и убрал в сторону.
Хенки передал ему последний керис – с прямым лезвием.
– Этот очень сильный, – сказал Джон – Он сделан в самом начале царствования Маджапахитов; его имя Самар [25] .
Джон положил нож на стол, как и предыдущие. Тот немедленно повернулся к фимиаму.
25
Тот, кто знает имя кериса, имеет над ним власть; в книге имя изменено, чтобы не причинить вреда Хенки.