Магия Любви и Черная Магия
Шрифт:
Дэчема опустилась на колени, как и в тот печальный день, а когда поднялась, все еще держа руки сложенными на груди, ее взгляд упал на утес, на котором она заметила тогда некий синеватый предмет, отделанный чем-то блестящим и оказавшийся вблизи шапкой ее любимого с сине-золотым галуном…
Не грезится ли ей это? На выступе того же утеса трепетал выцветший бесформенный клочок материи. Заинтригованная Дэчема приблизилась к воде, сняла сапоги и вошла в реку. Ступая по камням, она дошла до утеса, протянула руку и прикоснулась к лоскуту. Это был обрывок фетровой шапки Гараба с еще видневшимися остатками золотого галуна.
Потрясенная Дэчема едва не упала с камня, на котором стояла. Внезапно молодая женщина прониклась уверенностью, заглушившей все прочие мысли: уцелевший лоскут
Где же oн? Дэчема и представить себе этого не могла, но знала, что разыщет его. Она встретила героя своих сновидений, пожертвовав всем, чтобы его разыскать, и теперь хотела найти его любой ценой.
Всего несколько шагов отделяли Дэчему от берега, но когда она ступила на него, решение созрело: она не вернется на ферму, где оставила своих спутниц, не вернется и в монастырь.
Прижимая к груди клочок шапки возлюбленного, Дэчема прошла вдоль берега к броду. Там она опять сняла сапоги, приподняла платье до колен и вошла в воду. Благодаря высокому росту, она почти не намочила платья при переходе реки.
Ступив на другой берег, женщина не подумала о том, что отправляется в опасный путь, покинув приют, где вела размеренную жизнь. Дэчема не имела ничего, кроме платья, в котором была, и главное, ничто не доказывало того, что Гараб жив. Однако подобные соображения даже не пришли ей в голову.
Беглянка ничего не ела со вчерашнего дня, но надеялась на милостыню, зная, что крестьяне не откажут в подаянии странствующей монахине. Она решила выдавать себя за паломницу. Тысячи паломников обоих полов круглый год шествуют по Тибету, направляясь к святым местам, чтобы испросить благословения лам, прославившихся своими добродетелями и необычайной мудростью; Дэчема была уверена, что, выдавая себя за паломницу, она не будет привлекать к себе внимание и сможет выжить.
Долог путь странника, который заходит в деревни, просит милостыню по домам и расспрашивает людей. У Дэчемы не было определенного маршрута. Она брела куда глаза глядят, как и раньше, когда сбежала из отчего дома, разыскивая мужчину своей мечты, которого потом встретила, потеряла и теперь хотела снова найти, чтобы уже никогда с ним не разлучаться.
Проскитавшись полгода неподалеку от реки, которая притягивала ее как магнит, она миновала область Га и добралась до Черку, по-прежнему не теряя надежды. Никто из тех, кого она расспрашивала в этих местах, не помнил, чтобы кто-то утонул во время наводнения, которое все прекрасно помнили, поскольку оно причинило огромный ущерб. Смертных казней в округе тоже давно не было.
Однако Дэчеме не удалось обнаружить следов Гараба.
Тогда она подумала, что пастухи племени, в котором он жил, могли знать, что стало с их бывшим предводителем. Может быть, он даже опять поселился среди них, когда минула опасность.
Дэчема вновь отправилась в путь, и прошло еще несколько месяцев, прежде чем она добралась до стойбищ Гараба.
За исключением разбойников, участвовавших в налете на монгольский караван около десяти лет тому назад, никто из пастухов никогда не видел Дэчему.
Они слышали, что Гараб возил с собой в Лхасу, а затем к Ган-Тэсэ необычайно красивую любовницу, в которую был страстно влюблен, но никому не приходило в голову, что между красоткой и жалкой изможденной монахиней, просившей милостыню в их стойбищах, было что-то общее.
Дэчема не решалась прямо спрашивать о Гарабе. Она полагала, что после разгрома банды прошло достаточно много времени и нависшая над Гарабом угроза миновала, но не была в этом уверена и соблюдала осторожность, что сильно затягивало поиски.
Наконец Дэчема узнала, что Гараба видели двое пастухов из племени, пастбища которого раскинулись на востоке, по дороге к Амне Мачен. По слухам, бывший предводитель разбойников сделался святым отшельником.
Дэчема покинула стойбище Гараба.
Поскольку странница кормилась подаяниями, она не могла отправиться прямо к Амне Мачен через бескрайние степные просторы, подобно купеческим караванам, и пошла окольным путем, стараясь держаться ближе к деревням. Таким образом прошло еще несколько месяцев.
Дорджи
Посланец принес тревожные вести, и пастухи просили у мудреца совета и помощи. В их краях объявились двое чужеземцев, непохожих друг на друга. У одного из них были светло-каштановые волосы, напоминавшие цветом тума (съедобный корень), и голубые глаза, как у больших собак, охраняющих палатки. Голова другого была покрыта золотыми нитями. Оба чужеземца были высокого роста, и человек с золотыми волосами выглядел гораздо моложе своего спутника.
Странных путешественников сопровождали пятеро слуг-монголов и двое китайцев, а также лошади и мулы, которые везли походные шатры и провизию. Золотоволосый человек бегло говорил на тибетском языке, а его спутник с собачьими глазами обычно прибегал к услугам переводчика-китайца, однако тот говорил, что иностранец с трудом изъясняется по-китайски.
Дрокпа узнали от слуг-монголов, двое из которых тоже знали тибетский язык, что чужеземцы недолго путешествовали вместе. Человек с собачьими глазами повстречал золотоволосого человека на северо-западе Цайдама, и тот рассказал ему, что остался один: его спутник умер несколько дней тому назад. Путешественник казался страшно удрученным. Он вез с собой небольшой шатер и несколько мешков со съестными припасами; у него было две лошади — его и умершего спутника, а также мул. Иностранцы говорили между собой на непонятном языке. Человек с золотыми волосами присоединился к другому чужеземцу вместе с двумя своими лошадьми и мулом. Ни монголы, ни китайцы не знали, откуда прибыли эти люди. Человек с собачьими глазами нанял их на севере, возле Суду; [55] что касается второго иностранца, о нем ни у кого не было никаких сведений.
55
Местное произношение названия китайского города Сучжоу на севере провинции Ганьсу.
Путешественники не ладили между собой. Частенько они разговаривали друг с другом на повышенных тонах, и по их жестам было ясно, что они ссорятся.
Человек с собачьими глазами заставлял монголов рыть глубокие ямы, и это им не нравилось. Он бил по скалам молотком, откалывая от них куски, собирал песок с речного дна и стряхивал его под струей воды в какую-то корзину, подобно тому как просеивают зерно.
Пастухи были страшно обеспокоены. Эти стучавшие по скалам чужеземцы могли рассердить обитавших там духов, и коль скоро они будут продолжать рыть ямы, то вытянут из земли все соки. [56] Тогда духи не будут больше давать дождя и примутся посылать людям болезни, наступит засуха и скот умрет с голода.
56
В Тибете распространено поверье, что рыть глубокие ямы — значит иссушать питательные соки земли, извлекая спрятанные в ней терма (сокровища). Лет двадцать тому назад (т. е. в 1920 г. — Примеч. ред.) правительство Далай-ламы отправило нескольких молодых людей в Англию для изучения современных наук и их практического применения. Двое студентов стали инженерами: один — специалистом по шахтам, другой — по дорогам. Вернувшись в Тибет, первый приступил к поискам залежей полезных ископаемых, но это вызвало такое недовольство у местных жителей, что власти запретили ему продолжать изыскания. Отлученный от своего ремесла инженер стал монахом. Его коллеге — строителю дорог — тоже не повезло. Тибетцы заявили, что их вполне устраивают тропы для мулов. Из студентов, вернувшихся на родину, смогли заняться делом только электрик и один из его приятелей, который ныне руководит изготовлением оружия и производством денег.