Магия пространства
Шрифт:
— Всё? — раздул ноздри Цертт, — Это исчерпывающий список очередных проблем, которых нет?
— Всё. Вроде, — почесала я ушко, — Остальное я сама решу как-нибудь.
Но Цертт, как гораздо более опытный человек, смотрел глубже, шире и дальше. Чтобы уж точно обезопасить себя от моих просьб, он созвал вечернее совещание преподавателей и представил им меня.
— Эта девочка обладает редким видом магии — магией порталов. Она будет жить в моём доме и работать над написанием научного доклада по этому направлению. Прошу всех не удивляться её возможным внезапным появлениям из ниоткуда и исчезновениям в никуда, и оказывать всяческое содействие в её разумных потребностях. А леди Фоштинь прошу познакомить её со всеми остальными сотрудниками академии и с моим приказом о содействии.
Народ загудел и послышались вопросы:
— Неужели портальная магия? Как у легендарного Валента…
— Но она же ещё маленькая, как же она будет работать?
— Она что, будет нашей студенткой?
— А как её зовут?
— А какой у неё статус, она аристократка?
Тогда я шагнула вперёд.
— Мне сегодня имплантировали память погибшей практикантки академии Арнель Бринн. Многие здесь её помнят, а тем, кто не помнит или не знал её — неважно. Главное, что в душе я уже почти взрослая, и у меня есть все знания студентки-отличницы. Да, по статусу я — аристократка, господину ректору известно моё происхождение. А имя я хочу взять от этой практикантки. Так что называйте меня — леди Арнель. Или просто — Арнель, если подружимся, — улыбнулась я.
— В слепке памяти вы не нашли того, что указывало бы на причину её гибели? — вдруг спросил один из преподавателей.
В памяти Арнель он значился как её товарищ-артефактор.
— Увы, нет, господин Хидинн. Ваша знакомая была полна только хороших ожиданий перед экспедицией.
Увидев, как поникли плечи этого артефактора, я сказала мысленно: "Эх, Арнель, глупая девочка, что же ты была так слепа и не разглядела того, кто был рядом? Я взяла твоё имя и взамен обязательно что-нибудь сделаю для тебя. Вот бы выяснить, как и почему оборвалась твоя жизнь".
Жизнь, которая началась у меня после того дня, можно охарактеризовать как прекрасную. Культ Цертта, который царил в этой академии, бросал свой отсвет и на меня. Я могла скакать порталами или бегать ножками куда угодно, от спортивного стадиона до магического полигона, от учебных аудиторий до научных лабораторий — мне везде была дорога. Студенты так вообще обожали меня — иногда я разбавляла им своим присутствием скучное занятие. Иногда я напрашивалась вместе с ними в город, чтобы прикупить себе что-нибудь нужное или посетить банк, за это я порой открывала им порталы для самоволок, под строгое обещание вести там себя прилично и присутствовать на занятиях, чтобы и дальше пользоваться моими услугами.
Дома тоже было всё хорошо. Та служанка, которая уже работала в особняке, с радостью позвала ко мне в услужение свою племянницу и сама обучила её порядкам в доме, так что Цертту не было от этого никаких хлопот. Даже зарплату платила ей я сама, хотя Цертт за столько столетий, сколько он прожил, полагаю, нажил себе капитал не меньше жаргаловского. Всё ради спокойствия господина ректора. Ужинали мы, правда почти всегда вместе, если только он не уезжал или не уходил куда-то из академии. А вот после ужина…
В один из первых же дней я не выдержала и попросилась посидеть с записками Валента, которых оказалось не многим меньше, чем у Ромиуса, на коврике возле камина — уж очень мне нравился живой огонь. Он напоминал мне о хороших вечерах моей первой жизни на Земле, где у нас с мужем тоже был камин в доме. Цертт без удовольствия позволил, а я, начитавшись, не заметила, как уснула прямо на том коврике. Некоторые привычки неискоренимы.
Утром я проснулась в своей кровати, в том же домашнем платьице, что и была вечером, только накрытая одеялом. Так повторялось ещё неоднократно, до самой летней жары, пока разжигали камин. Кто меня приносил в мою комнату и укладывал в кровать, я выяснять побоялась. Если выяснится, что дворецкий — всё хорошо, а если вдруг — Цертт? Придётся пересматривать наши отношения или моё собственное мнение о нём, чего не хотелось бы. Некоторых вещей иногда лучше не знать.
ГЛАВА 16
ИНТЕРЛЮДИЯ
Обычная дворцовая суета, обеды со знатью, тренировки с друзьями в стрельбе и фехтовании,
Нанёс визит в столичный дом герцога Тонлея, поздравил виконта Милдокка с женитьбой на бывшей гувернантке своей подопечной, узнал, что эта его подопечная ещё год назад присылала письмо, в котором сообщала, что с ней всё в порядке. Письмо было отправлено откуда-то из Мазнума, но Эвелис писала, что не хочет, чтобы её искали и нашли, и приняла к этому меры. Эвелис… Ольга. Он считал её погибшей, а она, оказывается, решилась обменять свою душу, вселив её в тело маленькой безумной дочери герцога, о самом наличии которой практически никто не знал или не помнил. Скрыла это ото всех, включая его самого. И он даже мог её понять, представив себя на её месте. Впрочем, король, оказывается, всё знал и тоже решил хранить это в тайне. И его можно понять. И самого себя — будущего короля и главного блюстителя интересов страны — тоже можно понять. Всех можно понять — откуда только такая кислая тоска и тупая боль в душе?
И снова — привычная повседневность. Кому скажи, что баловень судьбы наследный принц Винсент живёт безрадостной жизнью — не поверят.
Прервала эту рутину поездка в пустыню для испытания нового магического дара, которыми они с друзьями теперь обладают. Наконец-то они смогли использовать доступную им мощь стихии в полную силу. Барис вызывал и утихомиривал ураганы, поднимающие гигантские воронки из песка и пыли выше облаков, Хант разливал в пустыне озёра и тут же испарял их, а сам он строил из туч песка огромные замки и просто разные фигуры, оголяя пустыню до самого её каменистого дна. И знал — даже эти камни он мог поднять, докопавшись до горячей и жидкой мантии нутра планеты. Это было грандиозно — маленький человек, повелевает такими стихиями, используя свою силу мысли, соединённую с магией. Впервые в жизни он почувствовал и осознал, насколько велик тот дар, который получают маги от рождения. Если раньше, до применения артефакта обмена душ, он ценил свой дар практически только за возможность долголетней жизни, то теперь понимал, что может с его помощью совершить нечто очень важное. Только — что?
Этот внутренний вопрос и потребность в реализации соединялись в его душе с другим, глубоко личным — мыслями об Ольге. Благодарность за её подвиг и их с друзьями спасённые жизни, за беззаветную любовь, тоска по ней, сочувствие ей и желание как-то выразить всё, что у него на душе, не говоря этого словами…
"Разве такое бывает, что люди живут на звёздах?" — грустно сказала маленькая девочка со взрослой душой в их последнюю встречу.
Мысль, которая пришла к нему как ответ на все эти вопросы, показалась сначала нереальной. Он рассказал о ней друзьям и присутствовавшим при испытании магистрам просто как о чём-то эфемерном, едва ли не шуточном. И те подхватили этот разговор, возвращаясь домой, тоже сначала как голое теоретизирование, занимательную разминку для мозга. Но чем дальше они теоретизировали, чем чаще начинали упоминать о необходимости обращения к специалистам — не магам, а обычным учёным за необходимыми знаниями, тем больше эта мысль обретала плоть и уже не казалась абсолютно неисполнимой задачей.
Если учёные подтвердят их теоретические выкладки и помогут своими расчётами, возможно, они смогут создать нечто такое, что поразит воображение всех жителей их мира и прославит магов его страны. А он, наконец, обретёт смысл в своей жизни последнего времени и многих предстоящих лет, а ещё — даст выход своим чувствам. Они создадут звезду.
И он подарит эту звезду своей любимой.
Что такое пять лет для обычной земной девочки, между семью и двенадцатью годами? Это период учёбы в школе, часто занятия в каких-нибудь кружках или дополнительных детских школах искусств, первая гормональная перестройка организма, превращающая ребёнка в юную девушку, отрицание авторитетов, первый интерес к мальчикам и первые романтические мечты о любви к пока туманному призраку.