Магия. Инкорпорейтед

Хайнлайн Роберт Энсон

— Немного, мать, — смущенно ответил Джедсон. — Чуть-чуть.

— Оно увеличится. Думай, как ты пользуешься им. А что касается вербены, то она эффективна, как тебе известно.

— Это ведь проще?

— Конечно, проще. Но если этот легкий метод станет известен, то любой человек начнет применять его где попало, а это плохо. А колдуньи умрут с голоду без клиентов — может, это и хорошо! — Она подмигнула одним глазом. — Но если ты хочешь простоты, то не нужно и вербены. — Она коснулась моей руки и произнесла несколько слов по-латыни. Я не имел времени задуматься

над этой формулой, я был полностью занят тем поразительным, что снизошло на меня: я был влюблен, сладостно влюблен в Гренни Дженнингс. Я не хочу сказать, что она вдруг показалась мне молоденькой красавицей, — нет, этого не было, я по-прежнему видел маленькую сморщенную старушку с лицом умной обезьянки, достаточно старую, чтобы быть моей прабабушкой. Дело не в этом. Она была Еленой, которую желают все мужчины, предмет романтического обожания. Она улыбнулась мне теплой, полной нежности и понимания улыбкой. Все было в порядке, и я был совершенно счастлив. Затем она ласково сказала:

— Я не хотела посмеяться над тобой, мальчик. — И снова коснулась моей руки, что-то при этом прошептав.

И сразу все пропало. Она была просто милой старушкой, которая печет кексы для внука или сидит у больной соседки. Романтическое очарование осталось в неэмоциональной памяти. Но я стал значительно бодрее.

Чайник вскипел. Она засеменила за ним и вскоре вернулась с подносом, на котором стояли чайные приборы, тарелочки с печеньем и тонкими ломтиками домашнего хлеба со свежим маслом.

Когда мы выпили по чашке чая с полагающимися церемониями, она взяла чашку Джедсона и посмотрела на осадок.

— Денег не очень много, — сказала она, — но тебе и не понадобится много: прекрасная полная жизнь. — Она коснулась кончиком ложки остатков жидкости, и та покрылась мелкой рябью. — Да, у тебя есть видение и есть желание понять, что с ним делать, но я вижу, что ты занят бизнесом вместо великого и даже малого искусства. Почему?

Джедсон пожал плечами и ответил, как бы оправдываясь:

— У меня в руках есть работа, которую нужно делать. И я ее делаю.

— Это хорошо, — согласилась она. — Понимание приходит в любой работе, и оно придет к тебе. В работе нет вреда: времени еще много. Когда к тебе придет предназначенная тебе работа, ты увидишь ее и будешь готов к ней. — Она повернулась ко мне. — Дай свою чашку.

Я подал. Она внимательно посмотрела в нее.

— Ну, у тебя нет ясновидения, как у твоего друга, но у тебя есть интуиция, которая нужна в работе. Большее не удовлетворило бы тебя, поскольку я вижу здесь деньги. Ты получишь много денег, Фрезер.

— Вы не видите скорого крушения моего бизнеса? — быстро спросил я.

— Нет. Посмотри сам. — Она пододвинула ко мне чашку, и я взглянул туда.

На секунду мне показалось, что я сквозь осадок вижу живую сцену, и я хорошо ее понял. Это был мой собственный участок, даже царапины на воротах, где неловкий шофер слишком близко срезал угол, но на восточной стороне участка стояла новая пристройка, а во дворе — две отличные пятитонки с моим именем на бортах. Я увидел себя

выходящим из дверей конторы и идущим по улице, я был в новой шляпе, но в том же костюме, что и сейчас, и с тем же галстуком из шотландки моего клана. Я невольно потрогал оригинал.

— Это будет не так скоро, — сказала миссис Дженнингс и снова уставилась в чашку. — Ты видел, что тебе нечего огорчаться насчет бизнеса. А что касается любви, брака и детей, болезни и смерти — давай посмотрим. — Она коснулась пальцем поверхности осадка, чайные листочки чуть-чуть пошевелились. Она некоторое время внимательно смотрела на них. Брови ее сдвинулись, она хотела заговорить, но снова посмотрела в чашку.

— Я не вполне понимаю, — наконец сказала она. — Не ясно, тут падает моя собственная тень.

— Может, мне посмотреть? — предложил Джедсон.

— Сиди! — сказала она и закрыла рукой чашку. Я даже удивился резкости ее тона. Она повернулась ко мне с сочувствием в глазах. — Нет ясности. У тебя два возможных будущих. Пусть твоя голова управляет сердцем, не мучай душу тем, чего не может быть. Тогда ты женишься, будешь иметь детей и будешь счастлив.

На этом дело было закончено, потому что она обратилась к нам обоим:

— Вы пришли сюда не за предсказаниями, вы пришли просить помощи другого рода.

— Какого рода помощи, мэм? — спросил Джедсон.

— Для этого, — она сунула ему под нос чашку.

Он взглянул в нее и ответил:

— Да, это правда. Можете помочь?

Я тоже посмотрел в чашку, но увидел только чайные листья.

— Думаю, что да, — ответила она. — Не следовало приглашать Бидди, но эта ошибка понятна. Давайте пойдем. — Она достала пальто, перчатки, сумку, водрузила на макушку забавную старомодную шляпку и выпроводила нас из дома. Никаких дискуссий, это было явно необходимо.

Когда мы вернулись на участок, рабочая комната миссис Дженнингс уже была готова. В ней не было никаких причуд, как у Бидди: просто старая палатка, вроде цыганского шатра с остроконечным верхом, но ярко раскрашенная. Миссис Дженнингс отодвинула шаль, закрывающую вход, и пригласила нас войти.

Там было темно, но она зажгла большую свечу и поставила ее в середине. При свете свечи она начертила на земле пять кругов: сначала большой, потом несколько меньший — перед ним, и два по бокам большого. Они были такой величины, чтобы человек мог стоять в них. Она велела нам занять их и начертила пятый круг, в стороне, не более фута в поперечнике.

Я никогда не обращал особого внимания на методы магов и относился к ним, как, по слухам, Томас Эдисон относился к математике: когда она была ему нужна, он ее применял. Но миссис Дженнингс — другое дело. Мне очень хотелось понять, что она делает и почему.

Я знал, что она нарисует кучу каббалистических знаков внутри кругов. Тут были пятиугольники различных форм, какие-то надписи — я подумал, что это еврейский шрифт, но Джедсон сказал, что нет. Мне особенно запомнился знак вроде длинной буквы «зет», оплетающей мальтийский крест.