Махно и его крах

Волковинский В. Н.

* Махновщина... С. 206—207.

* Это село называлось еще и Дибривкой.

47

Деморализованные и напуганные бойцы, разуверившись в свое; старом ватажке, охотно подчинялись новому командиру, в кота ром видели единственного спасителя и защитника.

Ради справедливости следует сказать, что Махно в тот пер! од не был абсолютно уверен в себе как военачальник. Его част: обуревали страх и сомнения, хотя командование в свое врем гуляйпольской «черной гвардией» давало ему все же основани надеяться, что с такого рода войском он управится. Его праве рукой во всех стычках с австро-немецкими оккупантами бы Щусь. Рядом с ним Махно чувствовал себя уверенно, знал, ч1 может на него положиться в любой ситуации, что тот не поды дет. Без Щуся у него пропадала уверенность, он начинал паш ковать.

В одном из боев у села Тимировки немцы легко ранил Щуся. Среди повстанцев началась паника. Увидев, что исчез ег ближайший помощник, а остальные бойцы убегают кто куд Махно в оцепенении остановился и с ужасом смотрел на пр| ближавшихся со штыками наперевес немцев. Махно понял, чт это конец, и решил застрелиться. Когда к виску был приставле пистолет и оставалось только нажать курок, из-за поворота bi летела тачанка и перебинтованный Щусь, стреляя по врагу, у< пел усадить с собой оцепеневшего от страха Махно и увезти безопасное место⁵.

Но это была минутная слабость. В подавляющем большинс¹ ве случаев Махно действовал смело и решительно, умело кома| довал крестьянским отрядом, пользовался огромным авториц¹ том и всеобщей любовью. Однажды во время одного из боев австрийцами оккупанты выбили повстанцев из села Б. Миха! ловка и сожгли в отместку 900 крестьянских изб. Махно, Щуе и другие партизаны и бежавшие крестьяне скрылись в Дибри! ском лесу, который многие годы служил махновцам надежны укрытием. Карателям подошла подмога, и они, окружив со все) сторон лес, решили раз и навсегда покончить с партизанам! Четыре дня сидели махновцы в западне, не видя выхода из ело жившейся ситуации. Заканчивались скудные припасы, с кажды! часом росла тревога, переходившая в панику. В этот критича ский момент Махно взял на себя всю полноту власти и сума удачным тактическим маневром не только вырваться из окруже ния, но и разгромить батальон австрийцев. За исключительны! героизм и умелое командование повстанцы нарекли Махно «бать кой», а весть об этой операции молниеносно разнеслась по все му югу Украины⁶.

Махновцы захватили столько оружия, что смогли вооружит практически всех желающих стать в ряды мстителей. После это го отряд Махно заметно возрос количественно. Крестьяне воо чию убедились, что «германца» можно бить, причем успешно.

⁵ Волковинський В. М. Указ. соч. С. 127.

⁶ ЦГАОР УССР. Ф. 177. Оп. 2. Д. 2743. Л. 24—25.

Махно немного по-иному рассказал историю, как его крестьяне и повстанцы стали величать «батько». По его словам, в конге сентября 1918 г. отряды австрийцев и державной варты ок-Iл жили отряд в Дибривском лесу. Боясь заходить в лесные чаши, оккупанты открыли по нему ураганный артиллерийский огонь. Махно с помощью бывшего прапорщика Петренко вывел пнртизан из-под обстрела и внезапным ударом освободил Диб-рнмку. Наступление махновцев поддержали местные жители, (порушившись чем попало — вилами, топорами, кольями и т. п., "ini помогли партизанам занять деревню. Дибривчане встречали Махно как героя и освободителя. С этих пор из села Дибривки слива «батько Махно» передавались во все стороны из уст в ус-I I самими крестьянами, именно так Махно стал подписывать пшзвания и официальные бумаги ⁶⁰.

После этого Махно начал вести себя более решительно и самостоятельно. Прежде всего он изменил тактику борьбы пов-гганцев. Главной ее целью он провозгласил не уничтожение вра-IOH, как это было раньше, а достижение победы над ними. Махин издал приказ, согласно которому без его ведома ни один не-о и-колонист, владелец хутора, помещик, офицер варты и т. д. Не мог быть расстрелян ни повстанцами, ни крестьянами. Тогда м- батька впервые ввел порядок, который с некоторыми изменениями существовал в его войске в течение всей гражданской «ойны: на каждое захваченное поместье, колонию, хутор накладывалась контрибуция, в пользу отряда у крестьян изымались пощади, причем у тех, кто имел их больше пяти, безвозмездно,

• роме этого сельское население должно было предоставлять по-штанцам тачанки, оружие, продовольствие и т. п. Крестьянство было согласно идти на определенные жертвы во имя своего ос-нпбождения и изгнания смертельных врагов — помещиков, ко-шрые вернулись вместе с немцами и гетманскими

властями.

Казна батьки быстро пополнялась. К середине октября он имел уже около 500 тыс. рублей, много оружия, а самое глав-нпе — поддержку крестьян. «Они все, как один, — вспоминал Махно, — плакали и умоляли: «Веди нас, батько, на врагов; мы отомстим». Видя такое настроение, я глубоко верил, что пусти Сейчас этих двести-триста человек на любой австро-венгерский "НИ немецкий полк, они разнесут его. Не говоря уже о варто-гет-ишских частях или о карательных помещичьих отрядах»⁶¹.

Махно было уже не престижно скрываться по лесам и бал-I ям со своим отрядом, и он решил захватить Гуляйполе, сделав ши центром повстанческого движения.

Сохранилось очень мало документов, рассказывающих о бое-ш.1х действиях махновцев в этот период. Поэтому особый инте-I .’с представляет отчет Екатеринославского губернского старос-

ты министру внутренних дел Украины от 20 октября 1918 г. ( боевых действиях австрийских и гетманских войск против Мах< но в Гуляйполе*.

Одновременно с Махно развернули борьбу с оккупантами крестьяне соседних районов — Бердянского, Мариупольского Мелитопольского. Во главе партизанских отрядов стояли буду щие видные деятели махновщины Белаш, Удовиченко, Хоменкш Гончаренко и др.

«Хотя стиль борьбы Махно напоминал методы других кресты янских вожаков, — констатировал автор вышедшей в 1976 г. | Лос-Анжелесе книги по истории гражданской войны в Россщ П. Кенез,— он был более смел, более изобретателен. Используп элемент внезапности, его отряд появлялся там, где его меныш всего оокидали, а затем так молниеносно исчезал, что противник не успевал опомниться. Махно завоевал любовь и уваженш со стороны крестьянства. О нем слагали легенды. Крестьяне вв рили в то, что он все знает, и в то, что он непобедим»⁶².

С первых дней существования махновщины ей была присущи неоправданная жестокость и порой даже вандализм. Зачастую Махно учинял расправу над ни в чем не повинным населением Переодетые в форму державной варты махновцы проверяли крестьян на верность довольно примитивным способом — обвИ' няя их в поддержке «бандитов» и угрожая расправой. Последние, принимая повстанцев за гетманцев, клялись, что они борютеи всеми силами с бандами Махно и Щуся и до мозга костей вер ны гетману Скоропадскому. После этого махновцы беспощадне расправлялись с «изменниками». Об одной из таких операциС рассказал сам Махно: «Село Гавриловна было все на ногах Въезжая в него, мы говорили крестьянам, что мы — губернскик державная варта и тут же спрашивали: «Не бежали ли здесь бан ды Махно и Щуся?». На что получали ответ: «Мы таких бань не знаем и не слыхали». И в свою очередь спрашивали нас: «А что это по направлению Дибривок горит и что за стрельба от туда слышится?».

И когда мы им объяснили, что это мы зажгли село Дибривки за то, что они, дибривчане, бунтуют против нашего гетмана к наших союзников немцев и австрийцев, спасших нашу Украину, т< некоторые из крестьян восклицали: «Ага, так им и надо\ Там где то и наши сыновья поехали им отомстить, а то они — эти дибриа цы — организовались, и им ничего не сделаешь». Другие же, па нурив голову и тяжело вздыхая, спрашивали, «Да неужели сожа ли всю Дибривку?..».

После долгих объяснений мы узнали, что злорадно восклицал шие: «Ага, так им и надо!» — были крупные собственники, сына вья которых находились в карательных отрядах и сейчас были I Дибривках.

Поэтому было сделано распоряжение все дома этих собственен сжечь»⁶³.

Махно внушал панический страх не столько оккупантам, сколь-, приверженцам гетманской власти. Слухи о жестокости Махно от самые невероятными. Управляющий канцелярией Екатерино-I I некого губернского старосты Уласс и его помощник Тиманов и ч.нсвно принимали помещиков, немцев-колонистов, священни-.и, старост, просто обывателей, которые с ужасом рассказыва-представителям власти о пережитом, увиденном, а еще больше пытанном.