Махтумкули
Шрифт:
Ахун равнодушно смотрел на их бледные от постоянного недоедания лица с синими кругами у глаз, на худенькие, в цыпках от грязи руки, на жалкие лохмотья, служащие им одеждой и не прикрывающие даже колен у тех двоих ребятишек, у которых не было и штанов. Он привык на каждом шагу видеть такую нищенскую жизнь. Он считал бедность участью большинства людей, не удостоившихся как он, например, или сердар, особой милости аллаха. Нельзя роптать и возмущаться против того, что тебе написано на роду!
Анна развязал левую половину хурджуна и вытащил большое серебряное блюдо.
— Сомнительно, иним Анна, чтобы такая вещь была целиком из серебра, — покачал он головой и ханжески поцокал языком. — Нет, она, конечно, посеребренная, но мы согласны взять ее из-за красивого узора… Что там еще?
Анна достал какой-то предмет, завернутый в кусок материи.
— Что-то тяжелое! — пробормотал ахун, разворачивая и путаясь от нетерпения в складках. — Никак золото! Или камни?
Завернутый предмет оказался небольшой шкатулкой черного дерева. Ахун открыл крышку, сотворив предварительно молитву против злых духов. В шкатулке лежал серый замшевый мешочек.
— Бог мой, что это такое? — удивился ахун.
Анна с женой, забывшие про стынущий чайник, зачарованно смотрели на мешочек. Ребятишки, замирая от любопытства, выглядывали из-за спин.
Ахун помял мешочек своими паучьими пальцами, покачал головой.
— Что-то мягкое… Может быть, мука?.. Или порох?..
Он развязал мешочек и опасливо поднес его к носу. В ноздри ударил резкий запах хны. Ахун еще раз понюхал, уже с демонстративной осторожностью, и сказал:
— Это, наверно, очень редкое и ценное лекарство. Оставь его себе, иним.
И отодвинул шкатулку в сторону.
Анна достал украшенный рубинами золотой браслет. Ахун, не сдержавшись, торопливо выхватил его, отставил подальше, любуясь игрой камней. За этим занятием и застал его Тархан, вернувшийся за Анна по приказанию сердара.
Увидев алчное выражение на лице ахуна, при скрипе двери моментально спрятавшего браслет в складках халата, и покорную позу Анна, присевшего у раскрытого хурджуна. Тархан разозлился и резко сказал:
— Ну-ка, Анна, немедленно забирай свой хурджун и иди за мной! Для тебя повеление сердара — шутка? Или ты ждешь, чтобы тебя с веревкой на шее повели? Идем!
Ахун быстро ухватился за хурджун.
— Вай-вей! Какое отношение имеет сердар к хурджуну?
— Это, тагсир, вы спросите у самого сердара! — злорадно ответил Тархан.
— Но, Тархак-джан, — заюлил старик, — зачем же спешить? Вот мы сейчас…
— Ну нет, — решительно сказал Тархан и взялся за хурджун, — я не могу нарушить приказ сердара!
Он подмигнул Анна, но тот не понял знака и насупился. Зато быстро сообразила его жена и пришла на помощь.
— Чего ты в самом деле медлишь! Если сердар-ага вызывает, не заставляй его ждать!
Шаллы-ахун, не отдавая хурджун Тархану, просительно сказал:
— Вы идите, иним Анна, а я покараулю здесь хурджун!
Тархан, в душе которого боролись и злость и смех, присел, завязывая хурджун, глянул в беспокойно бегающие глазки.
— Не волнуйтесь, тагсир, то,
— Ладно, кончайте! — сердито сказал Анна, которому неприятен был разговор о его бедности.
— А что, неправду он сказал? — вмешалась жена, прикусив от раздражения край яшмака. — Сегодня по всем кибиткам прошла с просьбой дать муки на одну выпечку! Только у одной Огульнабад-эдже и разжилась чашкой джугары… Хлеб, который ты ел, тоже у нее заняла!
Один из мальчиков спросил:
— Мама! А ты завтра будешь печь хлеб?
Женщина промолчала.
Бледное лицо ахуна порозовело. Он посмотрел на детей, на Тархана, облизнул губы и отпустил хурджун. Блюдо и браслет подвинул поближе к себе.
— Что ж, пойдемте, если сердар так торопится!.. А вот это пусть останется здесь, будем считать, что ни чаши, ни браслета не было в хурджуне.
— Верно говорите, тагсир! — согласился Тархан и снова подмигнул Анна. — Считаем, что их вовсе не было!
Он перекинул хурджун через плечо и вышел, сопровождаемый Анна. Шаллы-ахун, торопясь и не попадая ногой в туфель, закричал:
— Не спешите, Тархан-джан! Вместе пойдем!..
— Куда уж без вас! — пробормотал Тархан. — Разве можно уйти без тагсира!
Когда они прошли уже порядочное расстояние, Тархан вдруг остановился.
— Знаете что, тагсир, — сказал он, — вы мне в тысячу раз ближе, чем сердар… Сердара мы с вами знаем очень хорошо: он не отпустит нас, пока не возьмет все, что ему понравится. Поэтому мое предложение: оставить хурджун дома.
— И я о том же говорил! — обрадовался Шаллы-ахун и сразу схватился за край хурджуна. — Вы с Анна идите, а я подожду вас вместе с хурджуном!
— Э, нет, тагсир! — возразил Тархан. — Если мы без вас придем к сердару, он сразу закричит: "Где хурджун!", а при вас он постесняется. Да вы не беспокойтесь! Люди вам доверяют, почему же вы не должны доверять людям? Подождите меня здесь, я — мигом! — И не дав возможности сказать ни Шаллы-ахуну, ни Анна, который уже открыл было рот, побежал назад.
— Хоть вы, тетушка, не будьте глупой и не проявляйте напрасную щедрость! — сказал он, сбрасывая хурджун к ногам жены Анна. — Пока мы ходим, отложите для себя сколько надо!
Адна-сердар, вызвав к себе Илли, которого приучал к расчетам с должниками, расспрашивал, кто из вернувшихся им должен. Должников было много, хотя сердар безбожно драл проценты. Но что поделаешь — лучше отдать лишнее, чем слушать голодный плач детей. Некоторые рассчитывались с долгом еще при уборке урожая, однако таких было не много, большинство оставались должны. А сердар был из тех, кто умеет вернуть одолженное сторицей. Вот и сейчас он намеревался побольше содрать с односельчан.