Макорин жених

Суфтин Георгий Иванович

– Ничего что отстает, наверстают. Пусть недельку на лесосеке порезвятся, здоровее

будут, – возразил Синяков. – Завтра всем выйти в лес. Понятно?

– Непонятно, начальник. Механизаторы из мастерской никуда не выйдут, – уперся

Бережной.

– Это кто же здесь, выходит, начальник – я или ты? – взъелся Синяков.

Егор, усмехнувшись, разгладил усы и сказал спокойным, ровным голосом:

– Начальник ты, товарищ Синяков, а механизаторы будут работать в мастерской...

Синяков

хлопнул дверью и, заплетаясь в полах своей бекеши, помчался вдоль по улице

поселка. «Куда он, в мастерские?» – забеспокоился Егор. Он позвонил в мастерские. Там

ответили, что не было начальника лесопункта, не заходил. Егор сказал, чтобы на аврал не

выходил ни один слесарь, чтоб все занимались своим прямым делом.

Весь день Синяков не появлялся в конторе. Егор звонил на участки, там тоже никто не

видал начальника. А он, обойдя механические мастерские стороной, пришел домой

расстроенный, возбужденный. На ребят прикрикнул, что не часто с ним случалось, на робкий

вопрос жены: «Что случилось?» – не ответил. Сел к окну и так просидел чуть не до вечера,

скребя ногтем ледяные узоры на стекле. Вера Никитишна бесшумно ходила по комнате,

посматривая на мужа и не решаясь с ним заговорить. Наконец не выдержала, подошла,

тихонько положила ладони на мужние плечи.

– Ты бы сказал, Феденька, что у тебя стряслось.

Муж отозвался не сразу. Он еще посидел так, опустив голову, чувствуя тепло жениных

ладоней сквозь рубашку.

– Худы мои дела, Веруха... Назначил я Бережного на свою голову. Он, смотри-ко ты, со

мной совсем не считается. Я отдаю приказ – он его отменяет... Нет, он ещё узнает, что

Синяков чего-нибудь да стоит...

Жена с трудом добралась до сути дела, а когда поняла, в чем заключалась их распря,

сказала:

– Ты, Феденька, на меня не сердись, а только я тебе скажу, что на Бережного обижаться-

то тебе не надо...

– Как так не надо! – подскочил Синяков.

– Да ты успокойся, не взвинчивай себя, тебе вредно, – ворковала жена. – Бережной

худого не сделает...

От ласковых уговоров жены Синяков остыл, постепенно отошел, успокоился. И хотя до

последних дней месяца он всё косился на Егора, однако в душе начинал упрекать себя за

горячность. Что ни говори, а Бережной оказался прав. Хоть и с трудом, а квартальный план

всё же доконали. Это добро. Но добро и то, что машины, отремонтированные

механизаторами, с первых дней нового квартала вышли на трассу. Пока держится зимняя

дорога, они немало вывезут кубариков. Так-то, мил-друг Федор Иванович, выходит, и впрямь

Бережной лил воду

на твою мельницу.

Ох, не последний раз сталкивались Бережной с Синяковым – и на производстве, и в быту,

и в политике, и в разных житейских мелочах бывали стычки и немалые, но странное дело,

Синяков кипятился, лез на рожон, а в конце концов сникал, увядал и в душе чувствовал себя

виноватым перед спокойным, невозмутимым, посмеивающимся в усы Бережным. Раз Егор

сказал Синякову, что две семьи механизаторов из старого, доживающего последние дни

барака надо бы переселить в новые, только что построенные домики. Синякову не

понравилось вмешательство технорука в чужую, как он считал, сферу действия.

– Ты меня не учи. Сам знаю, кого куда вселять...

Бережной не шевельнул бровью.

– Много вас, учителей, находится, – проворчал Синяков уже без прежнего пыла.

Егор углубился в какой-то чертёж и будто не слышал слов начальника. Синяков

хмурился, перекладывая бесцельно бумажки на столе, исподлобья взглядывал на

неподвижного Егора, что-то шептал про себя.

Вдруг он захохотал мелко-мелко и безудержно.

– Ты что? – удивился Бережной.

– Да ведь как поворачивается-то... ты понимаешь? – проговорил он, с трудом гася смех. –

Бывало я тебя учил, на ум наставлял... не знаю уж доходило ли тогда до тебя... А нынче ты

мне дохнуть не даешь, жизни обучаешь... Чёрт её знает, поздновата уж, верно, мне эта

«академия», горбатого могила исправит... говорят.

– А ты не горбаться, Федор Иванович.

Синяков развел руками.

– Сговорились вы, что ли? Мне и женка то же самое твердит: не горбаться. А я, брат, не

умею – скрючусь и выпирает горбина, хоть ты что...

Стычки продолжались и дальше, но Бережной к ним относился с бесстрастностью

придорожного камня-валуна. Синякову и верно приходилось, хочешь не хочешь,

притираться.

4

И опять пришли весна. Она хлынула в чащи Сузёма таким светом, что он, казалось,

густой и льётся, льётся из надоблачных просторов, разбавленный сияющей синью,

расцвеченный солнечными бликами. Лес ожил, потерял былую зимнюю хмурость, зашумел

по-новому, беспокойно и радостно.

Ещё в делянках гудели электропилы, рокотали на трассах тяжелогруженые тракторы,

вторя им, завывали на подъемах лесовозные автомобили – лесники спешили использовать

недолгий срок, оставшийся для зимнего пути. И даже ночью не смолкал этот привычный

рабочий гул. Надо бы Сузёму успехом встретить конец сезона. Удастся ли? Всё зависит от